Дары инопланетных Богов
Шрифт:
— И ты всегда испытываешь оргазм? — а чего было стесняться прилежной ученице перед опытной учительницей?
— Не всегда. Но лишь потому, что природа женщины устроена иначе, чем у мужчины. Если бы мы жили вместе, такого не происходило бы, а так приходиться идти ему навстречу не тогда, когда у меня возникает такая потребность, а когда у него есть для меня время. Но и в таких случаях я всё равно испытываю удовлетворение, если он его испытывает. А он всегда испытывает максимально возможное счастье, ведь я очень стараюсь сделать так, чтобы ему было хорошо. Мы как сообщающиеся сосуды. Он делится со мною своим счастьем, если мне вдруг его не достаёт. Зато, когда происходит взаимный всплеск,
— Не помню, — ответила Икринка, — или же правильнее будет сказать, я не обладаю твоим искусством создавать такие вот словосочетания. Ты будто кружева из воздуха плетёшь. Повторять за тобою твои же слова глупо, а других я не знаю. Хотя искусству любви ты меня обучила сносно. Антону нравится.
— Тебе не хватает душевной тонкости, — вздохнула Нэя, — А не слов.
— Ты у Антона спроси, чего ему не хватает. Он тебе скажет, что ему отлично живётся с тех самых пор, как у него появилась я.
— А ты сама?
— Мне не нравится этот город, не нравятся живущие в нём люди вместе со всей здешней жизнью, и не нравится мой собственный отец. А забыла! Ещё один парень, но уже из подземного города, очень уж не нравится. Это Олег. Всё остальное меня устраивает.
— А я нравлюсь тебе?
— Достаточно того, что мой отец рехнулся от тебя, и это не замечают лишь слепые. Но таковых тут не имеется. Тут же собраны отменно умные, зрячие и более-менее условно здоровые тролли, как называет их отец. Он смотрит на тебя как бедняк на аристократический пир, куда его вдруг допустили. Ненормальными глазами! Когда брюхо наполнено, а сытости нет! Можешь радоваться, на мою маму он никогда так не смотрел. Разве для тебя не это главное?
— Его ненормальность что ли? — тут Нэя не сдержалась, — Он в идеальной норме! Чего я не сказала бы о тебе, его дочери…
— Не забывай о том, что у меня была мать с повреждённой психикой. И дедушка говорил мне, что такой вот дар был ей как раз преподнесён идеальным и совершенным мужем. Ты же помнишь, что он был когда-то и мужем моей матери?
— Я помню всё.
— И как? Этот груз тоже для тебя драгоценный? — ответа Икринка не дождалась, да и не ждала. Ссориться с Нэей ей не хотелось. Без такой подруги стало бы совсем скучно. Нэя не входила в перечень лиц, которые ей не нравились. Она с удовольствием полакомилась у Нэи, как и обычно, поцеловала её, а уж потом ушла к себе. Она вела себя как избалованная младшая сестра перед старшей, быстро забывая свои же обидные слова, сказанные той. Но любовь Нэи к отцу этой капризной и непростой девочки была столь велика, а память о её необыкновенной матери столь дорога, несмотря ни на что…
Нэя продолжала любить Икринку как родного себе человека. А на родных, если и обижаются, прощают легко.
У Нэи появились роскошные кристаллы. Крупные и сияющие одиночные камни, закреплённые на кожаном шнурке, всегда разных цветов в зависимости от цвета её наряда болтались в ложбинке среди её полуоткрытых грудей. Иногда задумавшись, она гладила эти украшения, и выходило так, что сама себя гладит по груди. Она замирала и любовалась то ли на эти цветные отполированные брусочки, поднося их к своим губам, — шнурок был достаточно длинный, — то ли на то, что открывало ей внутреннее зрение.
— Отец дарит тебе эту
— О чём ты думаешь, когда ласкаешь свои блестящие и никчемные игрушки? — бесцеремонно спросила Икринка, задетая поведением одержимой наложницы своего отца, поскольку знала, кто царит в душевном обиталище её «мамочки — подружки».
— Это же красиво! — отвечала Нэя, розовея щеками, учуяв, что проницательная «подружка-дочка» как-то разгадала её таимую чувственную переполненность, вызванную первыми месяцами её страстного сближения с тем, кто ни для кого уже не являлся тайной.
— Красивы камни или то, о чём ты думаешь? Женщины, может быть, и бывают красивы, но мужчины… Очень часто они просто ужасны.
— Зачем бы мне любить кого-то ужасного?
— Когда они лезут со своими, неприкрытыми уже ничем, желаниями, очень часто хочется закрыть глаза и ничего не видеть, — Икринка прищурилась, тая насмешку.
— Если любишь, в любимом человеке прекрасно всё.
— Всё? Представляю, как он бесподобен, когда без всего… Конечно, тебе в твоём возрасте тоже хочется секса, но согласись, быть чистой от подобных желаний куда как предпочтительнее.
— Почему же?
— Потому что все мужчины дико бесстыдные в этом смысле!
— И Антон?
— Странный вопрос. Разве он не мужчина?
— Получается, что ты так и не изжила из себя ту травму, когда он настолько поспешил…
— О себе лучше расскажи!
Икринку как дочь Рудольфа Нэя стыдилась, продолжая изображать из себя безупречную стерильно-чистую воспитательницу юного поколения. Откровенничать с дочерью об отце, ставшем любовником той, кто стала старшей и единственной подругой этой дочери, было невозможно по любому. И Нэя запиралась, даже будучи пойманной на очевидных фактах.
Вещи мамы Икринка все пересмотрела, когда Нэя их показывала и предлагала забрать. Нэя блестела от уже новых камней, наслаждаясь своим безбедным, снизошедшим на неё существованием, и не умела таить ничего, утаивая всё на словах. У неё появился также подлинный алмаз голубой воды и огромный. Она объяснила его появление следующим образом.
— Мне подарок за моё редкое искусство, — и лицо её засветилось, будто камень на кольце передавал ей часть своего сияния. — Ты ведь знаешь, я художник во всех жанрах искусства, а все художники любят подарки не потому, что они корыстны, а потому, что считают их за выражение признания. Я умею дарить людям радость и наслаждение. Это моё призвание в мире угнетённых зачастую людей, редко добрых. А те, кто над ними властвуют, и вообще настолько деспотично-тяжёлые, и уж точно недобрые всегда. Из-за чего и кажется, что даже днём в ясную погоду угрюмые тени преобладают над светом. В таких условиях настолько важно уметь не только находить, но и самой создавать источники счастья. И вдвойне отрадно получать отражение в себя чужого счастья, которое ты сумела дать… — она прикрыла губы ладонями, ресницы её затрепетали, а взгляд стал стеклянным, как у её бестрепетных кукол. Она отключилась от реальности, настолько внутренняя её одержимость отцом Икринки была всевластной и значимой для глупой модельерши, кем она сразу же стала для юной и проницательной подруги. Сразу поняв, о чьём счастье о каком «отражении» она говорит, Икринка испытала внутреннее отторжение от Нэи, физическое неприятие её.