Дары Крови

Игнатов Михаил Павлович

— Всё так. Я ведь…

Принцесса Леве перебила меня:

— Наследник Дома, которого готовили по пути меча, а не адепта, всё, что у тебя есть, это три месяца обучения в Академии.

— Даже меньше, — кивнул я. — Выпустился раньше этого срока и часть обучения провёл в за… к-хм, в камере, — торопливо добавил, видя, как поднимаются в изумлении бровки принцессы Леве, — но я был ни в чём не виновен.

— Даже так? Ты плохо себя вёл в Академии?

Принцесса Леве снова хохотала, правда на этот раз за меня не хваталась. Отсмеявшись, сделала три шага от меня и приказала:

—

Смотри.

Пальцы её правой руки сплели смутно знакомую печать.

— Активатор «рамас питар».

Только полный дурак не опознал бы составную часть «питар», единую и для плети огня, и для плети воздуха. «Рамас» же я встречаю тоже не в первый раз. Первый был в технике белых лучей, падающих с неба в исполнении Вира.

Я захлопал глазами, осознав, что если Вир король, то он же обязан был идти по пути меча, а никак не адепта, а значит, и не мог использовать техники… Но ведь мог и использовал! Нужно перечитать списки королей Скеро, отыскать среди них того, что был младшим сыном, не имея права на трон, но после смерти старшего брата стал королём.

— Это родовая, так называемая тайная техника, — глядя мне в глаза, пояснила принцесса Леве. — В ней тайна не в печати, которую тебе, возможно, нужно будет переделать под себя, а в наполнении жаром души, которое я сейчас объясню.

— Тайная? А я имею право узнать её?

— А это уже решать мне, — тряхнула головой принцесса Леве. — Если я дарю её тебе, то что это значит?

— Что отныне имею, — дал я твёрдый ответ.

— Значит, начнём наш урок.

Глава 5

Уже стемнело, когда принцесса Леве покинула меня и тренировочную площадку. А я…

А я остался.

Мог бы и сам догадаться, ещё до слов посланника Вира, что и вторая моя встреча пройдёт на этом же месте, как и в прошлый раз.

Вир сгустился из ночной темноты, вдруг, внезапно…

Для любого другого, но не для того, кто видел в этой самой темноте словно днём, и не для того, у кого были тени.

Тем не менее я вздрогнул, замер, остановив свои шаги по песку площадки. Сделал всё, что и намеревался. Чуть согнув спину, сложил перед собой ладони в приветствии:

— Доброго… — как бы я ни готовился к этой встрече, слова всё равно тяжело давались, но я вовремя спохватился и поправился. — Доброй ночи, ваша светлость.

Вир застыл недвижимой статуей, не торопясь отвечать. Чуть выждав, я разогнулся, поднял взгляд от песка и встретился с ним глазами. Они у него были пустыми, бесстрастными, тёмными.

Наконец, Вир разомкнул губы, но первые его слова оказались обращены не ко мне.

— Факел.

Топтавшийся за оградой мелкий идар-посланник засуетился, ухватил факел, что горел рядом с ним, перемахнул через невысокое заграждение, торопливо двинулся к нам, но успел пройти едва ли десять шагов, а затем рядом с ним сгустилась ещё одна тень, шагнула в круг света и обратилась Кровавым.

Кровавый перехватил факел и глухо, с явно ощутимой угрозой буркнул:

— Свободен.

Посыльный попятился, бледнея и, похоже, осознавая своё место. А может, знал его и раньше, в отличие от

посыльного принцессы Леве, который сегодня позволял себе слишком много даже на мой неопытный взгляд.

Едва факел осветил меня, Вир хмыкнул:

— Мне донесли правду, ты очень изменился за эти дни, Лиал.

Не зная, как отвечать, и не получив подсказки, я чуть шевельнулся, пытаясь жестом показать недоумение. На губах Вира мелькнула холодная, жестокая улыбка:

— А судя по тому, что я слышу, ты пытаешься освободиться от нашей с тобой связи. Верно, не рад когда-то заключённой сделке?

Я похолодел, тут же ожил и Молак:

— Господин, не грубите, не соглашайтесь, вам нужно успокоить его.

Да здесь и последний дурак это поймёт, тоже мне совет.

— Ваша светлость…

Вир оборвал меня:

— Помнится, совсем недавно ты называл меня господином. Как меняет человека всего один подвиг.

Молак даже сделал шаг ко мне, словно я мог не услышать его совет:

— Господин, уступите.

Я честно попытался посчитать про себя до десяти. Посчитал, но ничуть не успокоился, а осознав это, лишь облизнул пересохшие губы и выдохнул:

— Буду откровенен, ваша светлость, — в этот раз меня не перебили. — Начну по порядку. Вы говорите, что я не рад заключённой сделке. Не рад, — опасная, холодная улыбка на губах Вира стала сильней, — но благодарен вам за эту сделку.

Вир разжал губы:

— Лесть?

— Лесть? — переспросил я и развёл руками. — Несколько часов назад на этом самом месте я сказал принцессе Леве, что не умею льстить, далёк от интриг и придворной жизни. Повторю это и вам, ваша светлость. Я не умею льстить, а сейчас лишь признаю очевидное — я ждал смерти за преступление, вы пошли навстречу просьбе своей старой ученицы и оказали мне милость, дав шанс остаться в живых. И я благодарен вам за ту сделку.

— Хм, а, как по мне, так льстить ты вполне умеешь. Или же быстро учишься, ощущая, как близок к смерти.

Если Вир думал напугать меня этим замечанием, то он ошибался, лишь заставил чуть остывшую злость вновь набухнуть во мне жарким и тёмным комом.

Жаль только, что я не мог позволить себе сейчас опять замолчать и считать про себя успокаиваясь.

— С того дня в подземелье я всегда буквально в шаге от смерти, ваша светлость. В шаге от смерти, проходя второе посвящение; в шаге от смерти, корчась на ледяных камнях закрытых камер и блюя кровью; в шаге от смерти, выполняя ваши задания всего после двух месяцев обучения. Я уже привык.

— Ты говоришь такие глупости, — покачал головой Вир. — Юноша, горящий жизнью и признающий лишь белое и чёрное.

Я, ещё помнящий разговор с принцессой Леве и свои размышления о флаге с чёрным цветом, вздрогнул. Едва заметно, но это не могло ускользнуть от взгляда Вира, и тот усмехнулся:

— Или же бравируешь, и это вернее. Я видел сотни людей, которые годы, десятилетия жили на краю смерти и не могли к этому привыкнуть, цеплялись за жизнь, юлили, падали на колени, ползали на брюхе, пытаясь вымолить у меня ещё месяц, ещё день своей никчёмной жизни. Как думаешь, сколько дней жизни осталось у тебя?