Дарья Искусница
Шрифт:
– Я должен думать о работе, а мысли только о тебе, - шепот проникает мне под кожу. – Больно, когда нет возможности дотронуться до тебя. И еще больнее, когда ты в моих руках. Солнце.
По талии скользят ладони, и ослабленный пояс уже не держит халат. Можайский прикусывает кожу, запуская новую волну мурашек. Не понимаю, в какой момент махровая ткань скатывается вниз и падает на пол. Я сплошное поле, на котором расцветают огненные цветы его вздохов.
– Но…
– Не поворачивайся, потом, - шепчет он.
И я замираю.
– Идеальная Даша. Шелк, сплошной шелк.
Он ласково двигает пальцами там, где другим вход закрыт, а ему… наверное…
– Подожди, Дима…
– Тебе не нравится?
– Нравится.
– Тогда помолчи. Дай мне побыть счастливым.
Еще раз огладив грудь, он поднимает руку, обхватывает подбородок и поворачивает его, подставляя мой рот под быстрый захват уверенных губ. Мои стоны пьют. И горячий язык толкается, ускоряя безумный бег происходящего.
Я маленькая девочка, которая потерялась в удовольствии.
Плыву на медленных, ласковых, сильных волнах. Забываюсь в его руках. Хочется поддаться, согласиться на все и посмотреть, что будет.
До этой поры меня несло по течению, так почему бы не плыть дальше. Это же было, надо смотреть правде в лицо - Можайский делает предложение поработать шопером, и я, почти не раздумывая, хватаю удачу за хвост и лечу в Париж. Дима сообщает журналистке, что я его девушка, одним собственным решением, не советуясь, просто ставя меня перед фактом. И я послушно подыгрываю, не протестуя, не опровергая ни слова. Он хочет, чтобы во Франции я начала с ним спать, просит «побыть счастливым», и я...
За спиной захрустела упаковка. Кажется, кто-то разворачивает пакетик с презервативом.
— Дим, а что будет через пять дней?
— В смысле? Даша, сейчас не до разговоров...
— И все-таки...
— Отвезу Киру, навалится работа, мне нужно будет срочно уехать в США. Постой ровно, солнышко, не приседай.
Как много планов и все без меня. Настроение исчезло в секунды.
Подчиниться, стать чьим-то развлечением на ближайшие дни, даже самой получить разовое удовольствие - это действительно то, что я хочу?
Вот сейчас, я психологически была не готова, просила его остановиться, но он… настаивал и продолжает настаивать.
— Я, кажется, не готова, Дим.
— Что?!
– он на мгновение замирает, затем прижимается ко мне, горячий и готовый.
– Обсудим это попозже? Я с ума схожу. Расслабься, Дашенька.
Единственное, что мне оставалось, пытаться сползти вниз, прямо на халат, сброшенный на пол. Но сильные руки удерживают меня, словно в тисках.
— Даша, умоляю, не дури, я сейчас взорвусь.
— Но мне… МНЕ не хочется! Точнее сначала не хотелось, потом захотелось, но сейчас опять нет.
— Значит волнами.
И он целует в шею, впивается с легким укусом, вызывая табунок быстро
— Да-а-ашенька, нежная моя. Сейчас будет хорошо.
Тут я поняла, что вишу на волоске от изнасилования, причем в процессе даже буду рада, много раз вслух об этом сообщу, зато потом - почувствую себя глубоко несчастной.
И я закричала. Так внезапно и громко, что Дима закрыл ладонью рот. Скорее всего в страхе разбудить Киру.
Кусаю… Скорее по инерции, нежели серьезно его опасаясь. Он резко отнимает руку, и мы, тяжело дыша, отшатываемся друг от друга.
Я поднимаю халат, чтобы прикрыться и ловлю хмурый оценивающий взгляд. Точно такой, каким Можайский одарил меня в первую нашу встречу, в магазине.
Иногда, чтобы тебя увидели, нужно отказать.
Глава 13. Скажем Сирокко нет. Ну и всем остальным тоже
Я, конечно, не богиня секса, но и не на дереве себя нашла
«Цветок кактуса»
– Я считаю, что высшая форма безумства любви – женитьба, - вещал Ломов, картинно отставляя ногу в ботинках Бер-ти*.
По моей рекомендации друзья приобрели несколько готовых пар и заказали на пробу несколько вариантов по индивидуальному пошиву. Выполненные точно по ноге ботинки, сядут словно вторая кожа, невесомые и удобные.
– Ты уже сходил несколько раз… с ума, - мрачно заметил Можайский. После того, как ночью я выпроводила его за дверь, он ждал, что я передумала и сама подойду. Но никак не мог дождаться. Я была мила и… отстраненна. Все утро Дмитрий был пасмурнен, и, я бы сказала, отчасти зол.
– Ты же, Вовка, даже на свадьбе свидетельницу тискал, насколько я помню. Это тоже было помрачение рассудка?
– Пфф. – Ломов любовался на себя в зеркале. Сине-белый casual-комплект, который я ему собрала, подчеркнул вдохновенный имидж немного романтика, немного ловеласа и весомо так – успешного адвоката. – Значит не нашел еще ту, от которой глаз бы не смог отвести. Богиню!
– От Богинь вообще опасно глаза отводить, вспомни Геру. Сколько любовниц Зевса лично закопала, как он-то жив остался, загадка, - Гриша еще не одел то, что я ему вручила. Так и стоял со стопкой в руках, с интересом изучая то Можайского, то меня, старающуюся держаться подальше от Димы.
Мы находились в Галерее Лафайет, красивейшем торговом центре Парижа. Огромное отдельное здание с бутиками для мужчин оказалось очень удобно для быстрых покупок и комплексного шопинга. Пока друзья переодевались и болтали, я сновала от примерочной к соседним магазинчикам с пачками одежды в руках.
Передо мной никто не извинился. Не пытался мягко заговорить. Значит – не судьба. Я знаю, что такое больные отношения, когда один делает что хочет, а второй только подстраивается. Эта зараза отравляет всю жизнь. Ну уж - нет.