Дарю игру
Шрифт:
Однако что-то уж совсем неправдоподобным миролюбцем предстает наш герой. Неужто никогда не реагировал он на грубость?
Реагировал. Подплывет к грубияну- и скажет:
— Ты зачем обнимаешься? Любишь, да? Очень любишь? Но вижу, не уважаешь. А я тебя уважаю. Вот я тебе сейчас еще один гол забью. Из уважения забью. Не обижайся, пожалуйста.
Реагировал. Был у армейцев вратарь, который, не имея возможности вступить в личный тесный контакт с бомбардиром, постоянно атаковал его другими приемами — словесными, не воспроизводимыми на бумаге. И однажды нервы у капитана не выдержали. Зная о том, как вратарь бережет
Реагировал. Однажды в Италии в матче с командой ФРГ двое защитников не отходили от него ни на взмах руки. Делали все, что могли, взамен того, чего не могли. Судья же был подчеркнуто бесстрастен. И вот в один из моментов Гиви Чикваная, держа мяч, крикнул Петру: «Дам повыше». Тот понял и взлетел. Причем необычайно высоко. И встрепенулась сетка. Никто не понял, что на самом деле произошло. Никто, кроме бомбардира и тех защитников, которые почему-то оказались сразу отброшенными от него на немалое расстояние. Секрет же был в том, что Петр, не имевший никакой возможности отогнать от себя защитников, использовал их натиск — уперся им в плечи и резким толчком выбросил себя вверх. Таков был его ответ нарушителям.
Реагировал. Зайдет перед игрой в раздевалку команды соперника — поздороваться, перекинуться несколыими фразами. Вот хотя бы с этим, самым неласковым.
— Здравствуй, — скажет ему. — Хорошо сегодня выглядишь. Значит, выспался. Как жена, как дети? А у меня скоро еще один родится. Тоже ватерполист будет. Нападающий будет — очень уж энергичный мальчик, много двигается. Почему мальчик? Обязательно мальчик, чтобы команда у нас своя была. Папу будут защищать. А ты здорово играл вчера с торпедовцами, мне очень понравилось…
Друзья удивлялись: «Как все-таки ты терпишь грубость?» Он же усмехался: «Вору часто бывает стыдно воровать. Он хочет быть честным, но работать не хочет. Грубому, я знаю, тоже стыдно. Но голы пропускать еще стыднее. Что же ему остается делать? Я его понимаю. Когда он научится играть лучше, будет и повежливей».
Как-то одного игрока из своей же, динамовской команды он увещевал:
— Вот мы с тобой сидим на концерте и музыку слушаем.
И тут кто-то рядом громко заговорил. Пусть даже о музыке. Так что же, и нам тоже нужно громко разговаривать?
Или, скажем, ты играешь на рояле, а кто-то опять-таки громко разговаривает. На твоем месте я бы сказал себе: значит, ты не так хорошо играешь, маэстро. Значит, ты пока не маэстро. Нужно лучше играть.
Надо признать, что хорошие, по-настоящему высокотехничные защитники играли против него, как правило, корректно. Видимо, в том был свой престиж — почетно сыграть с самим Мшвениерадзе на равных, честно. Почетно не дать ему забить больше двух голов.
Но такое удавалось нечасто. И потому грубили. А он отвечал всем одинаково — забивал голы…
В это просто трудно было поверить: он едет на соревнования. Да на какие — на юношеский чемпионат СССР! И куда — за тридевять земель, в город Горький. Сегодня Лука Александрович торжественно объявил об этом перед тренировкой.
И путь лежит через Москву! Ему всего
— Ого, как далеко! А сколько будем ехать, Лука Александрович?
— Боюсь, что долго, ребятки. Точно никто этого сказать нам не сможет, время такое, сами понимаете.
…В эти последние дни июля 1944 года в сводках Совинформбюро сообщалось, что перешедшие в наступление войска 1-го Украинского фронта прорвали оборону немцев на Львовском направлении. Войска 3-го Прибалтийского фронта взяли город Остров, овладели Псковом. Войска 1-го Белорусского фронта освободили Паневежис и Люблин. Шли упорные бои под Брестом.
А тем временем в стране возрождалось физкультурное и спортивное движение. Плохо пока было с топливом, транспортом, продовольствием, весь народ по-прежнему работал на победу. И тем не менее не забывали физкультуру и спорт. Многие известные спортсмены с первых же дней воины ушли на фронт. Многие погибли, другие вернулись с тяжелыми увечьями, ранениями. Известны случаи, когда спортсменов отзывали с фронта для выступления в соревнованиях. Неважно, что подчас их результаты оказывались далекими от рекордных. Народ должен был знать и понимать: если в столь нелегкую пору наши спортсмены состязаются в скорости, силе и ловкости, значит, победа будет за нами.
Били рекорды легкоатлеты Сеченова и Пугачевский, восстанавливали форму и как в былые годы соперничали пловцы Бойченко и Мешков, вернувшийся в строй после тяжелого ранения. При переполненных трибунах игрались матчи чемпионата страны по футболу. В те дни было присвоено звание «Заслуженный мастер спорта СССР» футболисту Пайчадзе, волейболисту Чинилину, легкоатлетке Васильевой, лыжнице Дубининой, гребцу Пахомову.
В газете «Советский спорт» можно было прочесть, что в городе Горьком на водно-спортивной станции «Водник» проведены всесоюзные юношеские соревнования по плаванию. В заметке, в частности, говорилось, что команда Тбилиси в общем зачете места не получила, так как в составе ее не было девушек. Зато юноши столицы Грузии заняли второе место вслед за москвичами.
…Добирались они до Горького восемь дней. В Москве Лука Александрович отвез ребят ночевать к своей тетке па Мещанскую, и до отправления в Горький они успели несколько часов побродить по Москве, вернулись на Мещанскую возбужденные, полные впечатлений и ночью долго не могли уснуть.
Дорога осталась в памяти нестерпимой жарой и липнущими к телу рубашками, бесконечными, иногда полудневными стоянками на станциях, полустанках и в тупиках. Запомнилась сосущей пустотой в желудке, потому что «дорожные» команде выдали в виде мешка сухарей, небольшого кулька сахара да пакета маргарина.
— Ну как мы сможем выступать при таком пайке? — все сокрушался Петя Дадианидзе. — Мы целую неделю не тренируемся. Какие будут у нас результаты?
— Никак не сможем, все нас побьют, — отвечал ему Како. — Потому что все летят в Горький на самолетах. У каждой команды — свой самолет. И все кушают перед соревнованиями жаркое из парной телятины, пьют сливки и заедают их пирожными, которые ты очень любишь.
— Ты все смеешься, Како. Тебе смешно! Если б ты знал, как я хочу кушать.
— Ты шутишь, поверь мне. Ты совсем не хочешь кушать, все ты выдумал. Ведь я же не хочу. Совсем не хочу.