Дарю тебе велосипед
Шрифт:
— Речка Истра бежит быстро. В речке камушки на дне. Хорошо поплавать мне.
Сашенька сам удивляется. Так легко сочинились стихи. Он нисколько даже не старался. Если так дело дальше пойдёт, можно за одну неделю, ладно — за две, целую книгу стихов насочинять. И потом эту книгу напечатают в типографии. А на обложке заметными буквами будет напечатано: «Черенков Александр. Стихи». И книга будет продаваться в киоске напротив школы. Вот кончились уроки, все выходят, и Саша Лагутина впереди всех бежит. Она летит, летит. И вдруг замирает. Она видит за стеклом киоска скромную коричневую обложку со скромными золотыми
Вот так мечтает Сашенька Черенков. Мало похоже на жизнь? Да, пожалуй. Но если присмотреться, мечта всегда отличается от действительности. Иногда — немного, а иногда — сильно.
Бежит речка, перекатывает яркие блестящие камушки, шныряют бесшумные мальки. И опять получаются стихи.
— Мальки шныряют бесшумные, солнышко светит умное.
Проговорил и сам брови от удивления поднял. Вот как, оказывается, бывает. Вот как стихи-то пишут! Они сами пишутся. Сочиняются сами собой, как песенка у птицы. И между прочим, стихи. А не какая-нибудь чушь вроде самбо или, например, настольная ерунда вроде тенниса. Стихи! Это понимать надо.
Внизу, под берегом, купаются ребята. Высокий мальчик в оранжевых плавках с зелёным пояском нырнул с дерева, нависшего над водой. Да так ловко нырнул — без единого всплеска.
— Видали, как я ныряю! Могу винтом, могу солдатиком!
А вон совсем маленькая девочка Аллочка выскочила из воды и давай по берегу носиться. Бегает кругами и орёт:
— Я умею плавать! Я научилась! Сама! И за дно не держусь! Я умею плавать!
Она бегала, как счастливый щенок, в своих красных трусах, и визжала от радости.
А в середине реки барахтались близнецы с соседней дачи, Машка и Пашка. Сашенька ещё вчера с ними познакомился, когда они из-за гамака подрались, тянули гамак в разные стороны и кричали.
Машка кричала:
— Мой гамак!
Пашка кричал:
— Мой гамак!
Вышла на террасу Сашенькина бабушка и сказала:
— Сашенька, ты что смотришь? Они же малыши, им по шесть лет всего. Ну-ка быстро наведи порядок.
И Сашенька подошёл к ним, взял за руки и сказал:
— Общий гамак! И тихо у меня.
Он сам не знал, откуда взялась храбрость. Наверное, она взялась оттого, что через забор на него смотрела бабушка. При бабушке он становился другим человеком. Только ненадолго.
Пашка-Машка уставились на него, разинув круглые рты. Они были совсем одинаковые, ни за что не различить.
Теперь они плавали наперегонки. Эти шестилетние малыши. И не обращали на Сашеньку внимания. И опять спорили:
— Я
Понять, кто из них прав, было невозможно, потому что нельзя понять, кто Машка, а кто Пашка.
И вот все они там плескались, кувыркались, веселились. И только Сашенька сидел в сторонке, сочинял свои стихи. И уговаривал себя, что стихи важнее плавания. Такие, как он, всегда стараются себя уговорить. Слабохарактерному человеку ничего другого не остаётся — только себя уговаривать и успокаивать. Слишком уж они сами к себе хорошо относятся, эти слабые люди.
А ребятам и так хорошо, без Сашеньки Черенкова. Кто бы он ни был — великий поэт, чемпион по самбо или мастер спорта по вольной борьбе. Это его личное дело. Прекрасно умеют люди обходиться без тех, кто в сторонке…
— Человек уехал в лагерь, мы не виделись давно. Если хочешь, на бумаге напишу тебе письмо. Без тебя печально слишком, очень грустно без тебя. Все девчонки и мальчишки не заменят мне тебя.
Это было уже третье стихотворение за утро. Грустное. Правда, на чём же ещё, кроме бумаги, можно написать письмо? И строки «Если хочешь, на бумаге напишу тебе письмо», наверное, надо было бы переделать. Но Сашенька не любит усилий. Как получилось, так пускай и будет.
Когда Сашенька вернётся на дачу, он попросит у бабушки тетрадку и перепишет в неё стихи. А над этим стихотворением он поставит такие слова: «Посвящается С. Л.». И никто не будет знать, что означают эти две буквы — «С. Л.»
А ребята шумят, бегают. Высокий перестал нырять, надел рубаху, стал рыбу ловить. Удочка у него самодельная, а поплавок красивый, пёстренький, в красную и белую полоску.
— Лёша! Ты бы шёл к трём вербам! Тут шум! — крикнул ему с того берега старик в зелёной шляпе. — Там тихо, там клюёт!
— Зато здесь с народом, — степенно ответил Лёша, — а коту я рыбу-саблю вчера купил, ему хватит.
Близнецы тоже на берег выбрались и теперь стараются друг дружку в воду спихнуть. Пыхтят, сопят, как борцы. Наконец один кто-то победил, и другой оказался в реке. Но и того за собой втащил. Опять они там барахтаются, друг в дружку брызгают. И до Сашеньки брызги долетают.
Ну сколько можно так сидеть?
Он не спеша разувается, пробует ногой воду. Вода очень холодная, как только люди купаются в такой ледяной реке? Но он видит, что и Пашка-Машка, и Аллочка, и большой Лёша поглядывают на него. Пути к отступлению у него нет. Позор страшнее холодной воды. И он влезает в реку, стараясь не завопить. От холода ломит ноги, по спине бегут мурашки. И всё равно Сашенька зачерпывает в горсть воду, споласкивает лицо. И уговаривает себя: «Не такая уж она холодная. Они-то купаются. А чем они лучше меня? А чем я хуже их?»
Если человек в нужный момент задаст себе эти вопросы, у него могут появиться силы, которых он в себе и не знал прежде.
Сашенька барахтается у берега, вцепившись в ивовый куст, нависший над самой водой.
И вдруг Аллочка кричит:
— Смотрите! Смотрите! Плавать не умеет! — Она сама научилась плавать полчаса назад и потому очень гордится. — Эй, большой! Не будь лапшой!
Какой ужас — опять эта ненавистная лапша! Что же теперь — всю жизнь будут его так называть? И чего она вообще раскричалась, эта Аллочка? Откуда она узнала, что он не умеет плавать? Нетактичная какая девчонка.