Даша и Медведь
Шрифт:
— Глеб, — попробовала снова докричаться до мужчины. — Что с тобой, Глеб?
Становилось очевидно, что я одна не справлюсь — он уже не кричал, а дыхание становилось все более рваным. Я понимала, что одна его не подниму и никуда довезти не смогу. Все, что оставалось — попробовать дозвониться… кому?
27
Мобильный нашелся на полу рядом с кроватью и оказался не заблокирован.
До службы спасения дозвониться удалось быстро, но объяснить, где мы, я не могла. Ориентиры «грунтовая дорога
— Обратитесь, пожалуйста! — взмолилась я. — Я не знаю, где мы точно!
— Давайте я соединю вас с медиками?..
Но тут звонок оборвался, а повторный дозвон остался без ответа.
— Костя… где тут Костя? — быстро сориентировалась в гаджете и открыла список вызовов.
Только за последние полдня Глеб сделал столько звонков, что номера уже мельтешили перед глазами, да и не помнила я Костин… Из всех только последний был записан как-то вменяемо — Карельский Мир. Может, кто-то с работы? Может, он скажет, как мне вызвать сюда помощь?
Трубку не брали долго, а когда послышалось хриплое «Слушаю, мать твою, Глеб», я сразу поняла — вряд ли с работы.
— Простите, — проскулила я и уже собиралась отбить звонок, но мужчина на том конце сурово потребовал:
— Где Глеб?
— Простите, я не знала уже кому позвонить — мне не могут помочь, — начала сбивчиво, но незнакомца это не устроило:
— Что с Глебом?! — рявкнул он.
— Он без сознания! — вскричала я в ответ.
— Что произошло?!
— Лег спать, потом начал стонать, я поднялась к нему в спальню, а у него жар! Не могу сбить, никто не может помочь! Я не могу объяснить, где я… — выла уже в голос с рыданиями пополам. — Может, вы подскажете, как мне вызвать службу спасения? Они обещали обратиться в МЧС…
— Он один спал? — потребовал вдруг мужчина сурово.
— Ну да… Мы ели одно и то же, пили из одной бутылки…
— Почему он спал один? — продолжал допрашивать меня о совершенно, на мой взгляд, не важном.
— Какое это имеет значение?! — взвыла я. — Вы меня слышите?!
— Как ваше имя? — вдруг спросил он.
— Даша.
— Даша, я — Мирослав, друг Глеба. Вы поругались?
— Мы всегда ругаемся, — я нашла руку Глеба. Его холодные пальцы слегка дрогнули, и он снова слабо застонал. А я вдруг поняла: — Мирослав, он умирает.
И внутри меня что-то сдалось. Я была совершенно уверена в том, что сказала. Еще полчаса назад он боролся со смертью со свойственной ему силой воли и решительностью, но теперь проигрывал.
— Даша, что вы ему сказали? — будто и не слышал моего диагноза этот Мирослав.
— Что не буду с ним спать, что… у нас не получится договориться… Мирослав, мне нужно вызвать сюда кого-нибудь!
— Даша, помочь ему можете только вы, — сурово постановил он.
— Нет, — мотнула головой, — я никогда никому не могла помочь…
— Варианта нет, — жестко перебил меня он.
— И как же?
— Вы сейчас ложитесь, обнимаете его и ищите в том, что между вами случилось,
— Вы шутите?
— Вокруг вас последние сутки все только и шутят, да?
Я сжала зубы, зажмурившись.
— Я не уверена, что это сработает. — Взгляд зацепился за рвано дёргавшуюся на шее Глеба вену. — Почему он умирает?
— Вы от него отказались.
— Что? — опешила я.
Он тяжело вздохнул:
— Лучше дать шанс кому-то, чем понять, что не дал шанс обоим. Это тяжелая ошибка, Даша. Вы ее не выдержите. — Он помолчал, прежде чем добавить тише: — Я бы не выдержал.
Я сжимала пальцы Глеба в своих, а по щекам катились слезы. Но почему-то было легко. Я будто с чем-то смирилась.
— Можете не бросать трубку? — попросила я сипло, укладываясь с Глебом.
— Даша, в этом деле третий лишний. Вам сейчас никто не нужен, кроме вас самих. Но я на связи, обещаю. Вы справитесь, я уверен.
— Спасибо. — Только сейчас я поняла, что верю этому странному мужчине. Что-то было в его голосе такое, чему веришь безоговорочно. Свет так и остался гореть во всем доме, но, может, если меня все же будут спасать — это на руку? — Глеб…
Я устроилась рядом, положила руку ему на грудь в области сердца — оно слабо толкалось в мою ладонь, дыхание было едва слышно…
28
Страх снова начал прокрадываться в душу, но вид черного мобильника на подушке и воспоминания об обещании Мирослава помогали бодриться. Я прикрыла глаза и подумала о Глебе, пытаясь найти что-то такое, о чем говорил Мирослав. Только мысли и воспоминания были одна другого краше — страх, злость, безысходность… а Глеб вдруг вздохнул и затих.
— Нет-нет-нет! — зажмурилась я. — Не умирай. Ты же говорил, что выбрал меня сразу. На всю жизнь, да? Это звучит странно, пугает, но я не хочу, чтобы ты умирал…
Зря этот Мирослав на меня положился — у меня ничего не выходило! Новый виток отчаяния раскатал меня рядом с Глебом и не оставил в голове никаких мыслей, кроме одной. Я не спасу его. Как не спасла маму…
Все, что мне осталось — дышать. Вдох-выдох… Ладонь на груди Глеба поднималась медленно, редко… Я прижалась к нему плотнее, скинула мокрые простыни на пол и коснулась губами его виска:
— Возвращайся, — прошептала. — Я не хочу, чтобы ты умирал. Я… не отказываюсь от тебя, слышишь? Буду спать с тобой сегодня. Почему ты не сказал, а?
Сердце мужчины вдруг сильно ударилось в мою ладонь, и я похолодела от страха, что оно остановится. Но за ним последовал еще один удар, и еще…
— Молодец, возвращайся, — вцепилась в него обеими руками. И ни о чем главное больше не думать. Я зацепилась за эту эмоцию, ощущение от прикосновения его кожи, запах его волос — все это рождало в груди тепло. Робкое, хрупкое, дрожащее от любой мысли, но почти реальное. И я укутывала мысленно нас этим теплом, представляя, что мы остались одни в этом мире, и Глеб — на самом деле мой шанс быть.