Давай никому не скажем

Лель Агата

— Ты, конечно, студент не идеальный, но до того же Круглова тебе далеко.

— У Круглова отец с прибабахом, за каждую двойку ещё со школы лупит армейским ремнём, кошмарит не по-детски. Бывший военный, контуженный в Чечне и отправленный на пенсию раньше времени по состоянию здоровья. Когда кажется, что твоя жизнь с предками не сахар, я всегда вспоминаю толстого.

— Уж твоя ли не сахар? — усмехнулась, искоса разглядывая его профиль. — По-моему, твоя жизнь как раз-таки удалась более чем.

— В каждой избушке

свои погремушки, Яна Альбертовна, — смело парировал он. — И пусть отец меня не бьёт, но мозг имеет регулярно. С наслаждением и во всех доступных позах.

Ощутила, как краска горячей волной снова прилила к щекам.

— Уже без четверти шесть, не хотелось бы опоздать в первый же день, — торопливо поднялась с лавочки и достала из сумки коричневый зонт. Нажав тронутую ржавчиной кнопку-автомат, явила миру кривой купол с двумя сломанными спицами.

— Давайте сюда, — Ян по-хозяйски забрал у меня зонт и, ловко перешагнув лужу, нетерпеливо поманил рукой. — Ну и? Чего стоим?

Я слегка растерялась, но всё-таки шагнула навстречу и, прильнув ближе к прохладной коже его куртки, ощутила мощные толчки выпрыгивающего из груди сердца.

Наклонив надо мной зонт, оставив над своей головой лишь его краешек, Набиев уверенно двинулся к коттеджам.

Слегка не поспевая за его размашистым шагом семенила рядом, не обращая внимания на промокшие ноги и озябшие ладони. Дождь хлестал по лужам неудержимым потоком; временами порывистый ветер забрасывал в лицо ледяные капли, заставляя вздрагивать и неожиданно для самой себя вскрикивать.

Удивительно, но я не чувствовала холода, только адреналин, жарко пульсирующий в висках. Как завороженная я смотрела на его большую руку, крепко обхватывающую ручку зонта; на сбитые костяшки пальцев, с засохшей коричневой корочкой, на синие вены, чётко вырисовывающиеся на тыльной стороне широкой ладони. Мне хотелось потрогать его руку, почувствовать её тепло.

Мигая габаритами мимо пронёсся тонированный джип, обдав Яна мутной водой.

— Вот козлина ж*порукий!

— Что? — перекрикивая шум дождя, переспросила я, словно очнувшись ото сна.

— У природы нет плохой погоды, говорю, — улыбнулся он, смахивая с лица грязные капли. Свернув с дороги, мы подошли к высоким кованым воротам. — Променад окончен, велком ту зе хаус.

Очередной порыв ветра выгнул купол зонта, практически оторвав с корнем остальные спицы. Я громко ойкнула, а Набиев, швырнув металлический скелет мимо урны, расхохотался. Тяжёлые капли молотили по затылку, противно затекая за воротник; вжав голову в плечи, он, не прекращая смеяться, схватил меня за руку и понёсся к дому.

Было весело и страшно одновременно, я рассмеялась вслед за ним, звонко шлёпая по лужам практически на ощупь, ослепшая от попавшей в глаза воды. Но мне не было страшно. Пока я ощущала в своей руке его ладонь — я была в безопасности.

Преодолев

несколько белых каменных ступенек, мы оказались возле входной двери, и не успела я прийти в себя и хоть как-то привести внешность в порядок, дверь резко открылась.

Нонна Вахтанговна, в ужасе округлив идеально накрашенные глаза, отступила на шаг назад, пропуская нас в дом. Я проследила за её взглядом — та не отрываясь смотрела на наши сплетённые пальцы.

Я даже дышать будто бы перестала. Что она теперь подумает? Отбросив его ладонь, пригладила прилипшие к лицу мокрые волосы, и пролепетала жалкое: «здравствуйте».

— Встретил Яну Альбертовну на остановке, бедняжку чуть ветром не снесло, — предвосхищая незаданные вопросы, спас положение Ян, которого, по всей видимости, абсолютно ничего не смущало.

Скинув мокрые кроссовки и куртку, направился вверх по лестнице, оставив меня на попечении мамочки.

— Мам, ну организуй там, ладно? Мне переодеться надо.

Проводив сына взглядом, Нонна Вахтанговна вяло улыбнулась и протянула руку, сразу же изобразив радушие. Этим она напомнила мне матушку Тимура, и от подобного сравнения сразу же покоробило.

— Давайте вашу сумочку, Яна Альбертовна. На улице такое ненастье, я хотела позвонить вам и отменить сегодня занятия, но я не знаю вашего номера телефона…

— У меня нет телефона, — отдала ей сумку, снимая насквозь промокшее пальто.

Несмотря на серьёзность матери Яна, на непривычную обстановку, на неудобный инцидент с руками, я всё равно хотела улыбаться. Настолько сильно, что буквально силой приходилось сохранять серьёзность. Опустив голову, закусила губу, до сих пор ощущая покалывание в ладони, которую он держал.

— Может, чаю? Вы, наверное, ужасно продрогли. Обратно вызову вам такси.

— Спасибо, но не..

— Нет-нет, это даже не обсуждается! — перебила мама и, взяв меня под локоть, повела в соседнюю комнату. — Где вам будет удобнее? Здесь, а, быть может, в кабинете?

— Мне всё равно, где будет удобнее Яну…

— Ему будет удобнее валяться в своей комнате и ничем вообще не заниматься, — вроде бы даже добродушно хохотнула Нонна Вахтанговна. — Включит эту ужасную новомодную музыку, которая давит на перепонки, и сводит с ума всю семью. Ох, уж эти современные дети, вам ли не знать.

Она намеренно надавила на слово «дети», заставляя меня вспомнить огромную пропасть в нашем статусе и возрасте.

— Ладно, пойду поставлю чайник, присаживайтесь, будьте как дома, — небрежно махнув ладонью на бежевый диван, мама Яна грациозно покинула гостиную.

Присев на краешек софы, огляделась по сторонам. Всё очень дорого и так красиво, аж дух захватило: бежевая мягкая мебель, стеклянный столик по центру, у стены телевизор и дорогая аппаратура, видеоплеер. У окна, в глиняном горшке, самая настоящая пальма!