Давай попробуем просто жить

Карина

Краем глаза вижу, что рядом со мной на стуле кто-то дремлет, уткнувшись носом в ворот мантии и сложив руки на груди. Свесившиеся чёрные пряди закрывают глаза и щеки, но его я узнал бы всегда. Он всё-таки здесь. Мне не приснилось.

Снова силюсь пошевелить пальцами.

Он вздрагивает, просыпается и резко поворачивает голову. Одну крошечную долю секунды смотрит на меня. Потом встаёт со стула и садится на кровать. Руки обхватывают моё лицо, пальцы чуть дрожат. Он наклоняется и вглядывается. Ощущаю такой знакомый запах - ментоловый дым

и лавандовое мыло. Прикрываю ресницы. Вдыхаю. Сердце скачет как кролик, попавший в силки. А в голове одна-единственная внятная мысль: - Северус…

И почти сразу чувствую, как ко лбу прижимаются тонкие сухие губы. Не целуют, а просто легко касаются: - Очнулся?

А я даже не могу поднять рук, чтобы обнять его и притянуть к себе. Только вдыхаю его запах, и в глазах щиплет.

Он отстраняется и смотрит мне в глаза.

Комната наполняется голосами, и больничные запахи становятся острее. Северуса оттирают от меня, заслоняют. Кто-то взмахивает руками, кто-то вливает мне в рот горькую пахучую гадость, кто-то берёт меня за запястье и считает пульс. Они суетятся и суетятся, а я пытаюсь поднять голову, чтобы увидеть его.

– Мистер Поттер, вы можете говорить? Сколько пальцев?
– мне в лицо суют растопыренную ладонь. Сухими губами считаю до трёх. Молодец. А теперь выпей-ка вот это - и в рот снова упирается ложка. Отворачиваюсь и хрипло шепчу:

– Где Северус?..

* * *

Больничные медики почти сразу же выпроводили меня из палаты, как только я опустил Гарри на постель. Через два часа меня выставили и из больницы под предлогом того, что мне нужно привести себя в порядок, поскольку в таком грязном виде меня к Гарри всё равно не пустят. Пытались, правда, осмотреть мою рану на плече, но я рявкнул, что кругом полно по-настоящему нуждающихся в помощи больных.

После того, как авроры забрали Люциуса, Дану и уцелевших охранников, мы почти сразу аппарировали - я с Поттером на руках и Драко с Грейнджер.

Уизли порывался мне помочь, но я дёрнул плечом - сам справлюсь. Лучше иди начальству своему доложись. И не нужно так подозрительно на меня смотреть. Нет, тебе не приснилось - я действительно стоял на коленях рядом с Поттером. Да, я на самом деле прижимал его к себе. Да, я сам понесу его. Нет, я никому его не отдам. А теперь можешь отмереть, закрыть рот и заняться чем-то более важным, чем рассматривать нас с Поттером.

И когда я аппарировал, прижимая к себе Гарри, перед глазами всё ещё стояло удивлённое, недоумевающее лицо Рона.

Позже, когда я сидел в больничном коридоре, я снова вспомнил это его выражение и даже усмехнулся. Хотя мне было совсем не до смеха - Гарри, как сказали колдомедики, пока не пришёл в сознание, меня к нему не пускали.

Хотя куда они денутся? Пустили всё-таки, когда я побывал дома и вернулся обратно. Пустили сразу, мне даже говорить ничего не пришлось. Наверное, у меня было очень убедительное выражение лица.

А потом всю ночь я сижу на неудобном больничном стуле с жёсткой

спинкой, точно сиделка. А Гарри то мечется, сбрасывая одеяло и сбивая простыни, то утихает. Я беру его за руку, поправляю постель, промокаю влажный лоб.

Иногда не могу удержаться и провожу по волосам, распутывая слипшиеся пряди, пропуская их сквозь пальцы. Он всё равно не узнает, а как только ему станет лучше, я уйду.

А пока… Пока я сижу рядом с ним и смотрю, как неровно, прерывисто бьётся жилка на шее, рядом с тонкой, выпирающей ключицей. Как чуть подрагивают ресницы. Как сгущающиеся сумерки кладут тени на скулы и вычерчивают матовыми чернилами его профиль. Как моя ладонь лежит на его руке.

Перед рассветом я всё-таки успеваю немного подремать.

Когда он приходит в себя, комната тут же наполняется колдомедиками - видимо, сработали какие-то наложенные на него чары.

Меня оттирают в сторону, к Гарри трудно подступиться. Сразу несколько человек начинают суетиться вокруг него. Я здесь больше не нужен. Теперь, когда он очнулся, с ним всё будет хорошо. Он ведь живучий, выберется и на этот раз.

Я прикрываю за собой дверь и иду по длинному коридору, чувствуя одновременно облегчение и тяжесть.

Всё возвращается на круги своя.

* * *

Всё утро меня чем-то пичкали, вливали какие-то микстуры, мазали противной дрянью, ласково уговаривая, когда я дёргался и отворачивался.

А я всего лишь хотел, чтобы это не они сейчас сидели рядом со мной и размазывали по моей груди эту липкую гадость, а Северус. Осторожно, аккуратно, кругами втирая её в мою кожу.

Он так и не пришёл больше. Пока не наступил вечер, я ещё на что-то надеялся, а потом как-то сразу, в одну минуту, понял - не придёт. И тогда мне стало всё равно, и я равнодушно позволил делать со мной всё что угодно. Мажьте, кормите лекарствами, накладывайте повязки. Без разницы.

Когда пришёл Драко, отлучившись на пять минут из соседней палаты, где лежала Гермиона, то сообщил мне, что я отлично выгляжу.

Да уж, могу себе представить. Впрочем, это мне тоже без разницы. Отлично так отлично. Раз ему нравится так считать.

На это он мне заявил, что когда я болею, у меня портится характер, и я становлюсь сварливым.

Одна хорошая новость - с Гермионы удалось снять заклинание обездвижения, а поскольку она не сильно пострадала, завтра её отпускают домой.

Вот и славно, а теперь иди к ней, Драко.

Отворачиваюсь к стенке, прижимаюсь лбом. Прохладно. Пусто.

За Драко хлопает дверь.

На следующий день с самого утра снова посетители.

В палату бочком осторожно протискивается Рон. С ним какая-то девушка. Ужасно рад его видеть, улыбаюсь и приподнимаюсь на подушках. Рон смущённо говорит:

– Это Габриель. Помнишь её? Сестра Флёр.

Но я уже узнал. Хотя она и выросла с тех пор, как мы виделись в последний раз, в глазах у неё всё то же выражение - восхищение вперемешку с восторгом.