Давай уйдем вместе
Шрифт:
Каркуша медленно подошла к компьютеру, нажала на кнопку. Через секунду раздался тихий гул. Затем что-то пискнуло, застрекотало, и на экране появилась яркая картинка.
«Надо проверить почту, – подумала Катя. – А вдруг там уже лежит письмо от Вари?»
Но почтовый ящик Каркуши оказался пуст. И тогда Катя решила написать Варе первой. Все равно в ближайшие часа два ей не удастся заснуть.
Варя, привет! Проверила почту в надежде найти там твое письмо. Может, ты передумала? А я все равно напишу тебе, потому что больше мне некому рассказать о своих бедах. Так уж получилось. Подруга, которую я считала лучшей, сегодня предельно ясно дала мне понять, что до меня ей нет никакого дела. Я так и не рассказала ей всего, что накопилось в душе. А так хотелось! Поэтому, даже если ты уже забыла о нашем договоре написать друг другу
Вчера… (Господи! А ведь кажется, что как минимум месяц с тех пор прошел!) Так вот, вчера я случайно наткнулась на одно письмо. Оно было адресовано моей маме и написано четырнадцать лет назад. Из него я узнала, что моя настоящая мать умерла при родах, а меня удочерили мой настоящий отец и его жена. Для меня это было полным шоком, ведь я всю жизнь считала, что мама – это мама, понимаешь? Но страшнее всего то, что они ничего мне не сказали, и если бы не этот случай, я бы, возможно, никогда не узнала правду. Может быть, ты скажешь, что так было бы лучше, если б я никогда не узнала правду? Жила бы себе и радовалась жизни? Но я не такой человек. Мне всегда, во всех ситуациях важно знать правду. И больше всего в жизни я ненавижу ложь. Мой старший брат Артем, который, как выяснилось, приходится мне сводным братом, повел себя отвратительно. Я сдуру рассказала ему обо всем и даже письмо показала. А он начал надо мной издеваться, да так мерзко, что я не выдержала и вылила ему на голову кофе! Конечно, я не являюсь образцом сдержанности. Ты, наверное, уже поняла это. Но на моем месте любой бы не выдержал. Теперь видеть его не могу. Кажется, он меня тоже ненавидит. Теперь я думаю, что Артем никогда не питал ко мне родственных чувств.
Какое-то время я встречалась с парнем из нашего класса. Не стану врать, что дорожила этими отношениями, но, когда он в присутствии своей новой девушки заявил, что давно уже решил порвать со мной, мне стало как-то не по себе. И произошло это в тот же вечер, в который я нашла письмо! Прикинь!
А сегодня, когда я вернулась домой, родители так орали друг на друга, что даже не услышали, что я вернулась. Оказывается, женщина, которую я столько лет считала своей матерью, до сих пор не простила отца за тот давний случай, в результате которого я появилась на свет. Понимаешь, я всем только мешаю. По-настоящему я никому не нужна. Теперь я это осознаю с такой ясностью, что даже мурашки по коже бегут. И если бы со мной что-то случилось, уверена, все бы почувствовали невероятное облегчение. Возможно, они не признались бы в этом даже себе. Поплакали бы для приличия: «Ах, Катенька! И на кого ж ты нас покинула? Ты была такой доброй и славной девчушкой!» Мерзость! Ненавижу! Если бы ты знала, Варя, как я их всех ненавижу! Но ты, наверное, удивишься, если я скажу, что безумно рада тому, что произошло. Ведь благодаря этой ситуации у меня открылись глаза и теперь я знаю, что произошла непоправимая ошибка. И эта ошибка – я! Понимаешь, я не должна была появляться на свет. Зачем жить человеку, который только мешает всем? Из-за меня Артем наверняка чувствует себя обделенным родительской любовью. Глядя на меня, мать (вернее, женщина, которая прикидывалась моей матерью) вспоминает, что когда-то отец ей изменил. Она никогда не сможет этого забыть. Я приношу людям одни несчастья, и при виде меня у всех портится настроение. А может, и такие люди нужны, чтобы жизнь медом не казалась? Как ты думаешь? Почему-то мне кажется, что мы с тобой похожи. Хотя, может, ты посмеешься над этим письмом и подумаешь, что мои проблемы по сравнению с твоими – детский лепет. Не знаю… Но я все равно благодарна тебе за то, что ты дочитала мое письмо до конца. Пока.
P. S.
Знаешь, есть такая попсовая певица Катя Лель? Если бы мне потребовался псевдоним, я бы выбрала такой: Катя Ноль. А лучше даже не так! Катя Ошибка. Прикольно, правда?
12
В классе царила атмосфера всеобщего оживления и веселья. Впрочем, почему бы ни порадоваться в первый день последней четверти? Хотя в последний день последней четверти столь бурное проявление эмоций было бы куда более оправданно. Однако причина оживления, как оказалось позже, крылась в другом. Виной тому было письмо. Вчера, собравшись у Черепашки дома, ребята все-таки сочинили его, и теперь черновой вариант послания переходил из рук в руки, и
Она внимательно прочитала текст. В некоторых местах он показался ей слишком мягким. Например, вместо фразы: «Часто Ангелина Валентиновна ведет себя недопустимо грубо», Катя закрутила бы что-нибудь в таком духе: «Таких, как она, нельзя подпускать к школе на пушечный выстрел! Своим невежеством, ханжеством и тупой агрессией эта учительница травмирует детскую психику, нанося ей непоправимый ущерб». Но, придумав эту фразу, Каркуша не стала ничего исправлять и молча передала письмо Свете Тополян, которая тоже не участвовала в составлении жалобы на Люстру и на общий сбор по каким-то причинам не явилась.
После уроков решено было остаться, переписать письмо набело и поставить под ним подписи всего класса.
– Какая-то ты сегодня хмурая, – заметила Черепашка, когда Катя, поставив внизу свою подпись, передавала ей письмо.
– Да нет, все нормально, – отмахнулась Каркуша.
Меньше всего ей хотелось вступать сейчас в какие-то разговоры, хотя к Люсе Черепахиной она всегда относилась с симпатией.
– Небось съела вчера какую-нибудь гадость, и ее теперь пучит! – попытался сострить Фишкин, но шутки его никто не оценил. В результате бедняге пришлось хихикать в одиночестве.
Перед первым уроком Фишкин демонстративно пересел на последнюю парту. Впрочем, Каркуша и сама бы это сделала (не сидеть же с ним за одной партой после того, что случилось!), но и тут Фишкин сумел ее опередить.
– Вы что, поссорились? – бесцеремонно поинтересовался Ермолаев, обращаясь к Фишкину.
– С кем? – надменно скривился Фишкин. – С этой, что ли? Много чести ей будет! Просто она мешает мне овладевать знаниями. – Это была еще одна попытка сострить. Но и она провалилась, не вызвав у одноклассников даже улыбки.
– Ладно, – перевел разговор на другую тему Володя Надыкто. – Теперь надо решить, кто понесет письмо директору.
Каркуша молчала. Теперь ей даже странно было вспоминать, что еще вчера она хотела добровольно возложить на себя эту миссию.
– Желающих нет? – Надыкто обвел одноклассников выжидательным взглядом. – Тогда будем тянуть жребий.
Возня с закрученными в трубочку бумажками тянулась минут двадцать, не меньше. Кто-то говорил, что надо плотнее скручивать, иначе якобы можно подсмотреть. Кого-то не устраивал тот факт, что трубочки получились разной длины. Стали делать новые.
Наблюдая за одноклассниками, Каркуша откровенно томилась и мечтала об одном: скорей бы оказаться дома. Почему-то Катя была уверена: Варя ответила ей, и в почтовом ящике уже лежит ее письмо. Все проблемы, включая и жалобу на Люстру, были ей сейчас настолько безразличны, что девушка даже удивлялась этому: «А ведь еще вчера я жалела, что не пошла к Черепашке… Вчера мне казалось, что мое присутствие там просто необходимо. Почему же сегодня вся эта суета вызывает у меня одно лишь раздражение?»
– Теперь ты! – Надыкто протянул к Кате руку.
На дне черной вязаной шапочки Гали Снегиревой белели закрученные в трубочку бумажки. На одной из них был нарисован крестик.
«Вот точно сейчас по закону подлости вытяну именно эту бумажку!» – с досадой подумала Каркуша, потянувшись к шапочке. К счастью, ей достался чистый клочок бумаги. Крестик вытянула тихоня Наумлинская. Конечно, на эту роль Ира подходила меньше всех. Но жребий есть жребий, и после недолгих споров решено было оставить все как есть.
Наумлинская со вздохом сложила письмо пополам и сунула его в учебник истории.
– А когда лучше к директору идти, как вы думаете? – спросил Ермолаев, обращаясь ко всем сразу.
– Перед уроками, мне кажется, не стоит, – сказала Луиза Геранмае. – По утрам Виктор Степанович бывает похож на грозовую тучу. – Я бы пошла на большой перемене.
– Точно! – поддержал ее Володя Надыкто. – У нас как раз третий урок литература, классно получится, если дирик придет с разборками прямо на урок.
– Да ну… – с сомнением протянул Ермолаев. – Вряд ли он так оперативно отреагирует.
– А я уверен, что именно так и будет! – принялся вдруг отстаивать свою точку зрения Надыкто.
– Хватит спорить, – вмешалась Галя Снегирева. – Вот завтра все и увидим.
Бросив рюкзак в прихожей, Каркуша, не разуваясь, направилась в свою комнату. Как правило, днем она входила в Интернет с первой же попытки. На этот раз пришлось подождать. Связь никак не желала устанавливаться, и количество попыток уже дошло до пятнадцати.