Давайте, девочки
Шрифт:
– Тогда это по его части, – Мишка-Дизель уважительно кивнул в сторону Рыжюкаса. Как к писателю и мастеру слова он к нему относился уважительно.
– Мужики, а ведь нужно бы поговорить, – попробовал осторожно вставить Витька-Доктор: он всегда был из них самым серьезным.
– Эка беда, – сказал Мишка-Дизель, наливая. – Поговорить оно можно. – Отставив в руке бутылку, примерился, отметив уровень заскорузлым ногтем. – Спешить нам некуда, раз уж собрались. Только вот, может,
Никто не возражал.
– О чем это мы хотели поговорить?
– В таких случаях обычно говорят о жизни, – почему-то вздохнул Мишка Махлин.
Тут Витька-Доктор расслабился:
– Да, старухи, жизнь у нас тогда была, – вздохнул мечтательно. – Как в том художественном кинофильме…
– «Мы вундеркинды», что ли? – подковырнул его Махлин, впрочем, ничего особенного не имея в виду. – Или «Все на продажу»?
– Да пошел бы ты… Я думал, что-то чистое, светлое, вроде «Золотой симфонии» или хотя бы «Мне двадцать лет», а он…
Но Дизель сразу завелся:
– Ваше прекрасное кино кончилось, – как отрезал он, ставя стакан. – Эти суки не дали досмотреть.
Каких именно сук он имеет в виду, никто не спросил. Как раз «жахали» за жизнь.
– Да, жизнь…
– Эх, жизнь…
– Жаль только жить в эту пору прекрасную, – вдруг процитировал Дизель, добавив: – Как правильно отметил поэт Некрасов.
Рыжюкас засмеялся. Эту хохму он не знал, а из уст Дизеля поэтическую строчку вообще услышал впервые, да еще так тонко кастрированную.
– Жизнь, она вообще как детская рубашка, – философски заметил Сюня, который, в отличие от друзей, пил не из стакана, а из фужера, отхлебывал глоточками и как бы смакуя, правда после каждого глотка кривился, как от касторки, и отрицательно покачивал головой. – Такая же короткая и обосранная…
Помолчали. Почему Сюня так, всем было понятно. Хотя каждый подумал о своем.
– Слушай, Доктор, а где ты надыбал такую закусь? – поинтересовался Махлин, внимательно изучая куски гуся в застывшем брусничном соусе на разовом подносе из фольги.
– Там же, где и все остальное.
– Надо срочно выпить, – сказал Махлин, дожевывая кусок, – чтобы этот гусь не подумал, что его съели собаки.
Голосов «против» не прозвучало. Выпили с гусем, или за гуся, или под гуся.
– Раньше, Доктор, мы токовали о Будущем. – Рыжюкас поднялся. С друзъями он выпивал исключительно чтобы возвышенно поговорить, а к возлияниям, можно считать, уже приступили. – При этом мы, как глухари, ничего вокруг не видели и никого, кроме себя, слышать не хотели.
– А теперь – плачемся: не туда шли, не то ценили? – понял его Витька-Доктор.
– Слишком многого и слишком долго не ценили, – проворчал Махлин. – Пока эти придуркивсе
Кого он имеет в виду под «придурками», тоже никто не поинтересовался.
– Зато теперь мы с вами знаете кто? – сказал Рыжюкас, поднимая стакан: что за встреча без тоста? – Мы теперь на хрен потерянное поколение…
– С потерянным хером, – перебил его Сюня.
В этой аудитории Рыжего всегда перебивали. Дешевыми хохмочками. И даже сейчас Витька-Доктор его возвышенность не поддержал:
– Ну ты загнул, прямо как у Хэма, – иронично хмыкнул.
– Это не у Хэма, – полез поправлять его Рыжюкас. – Их так эта баба, Гертруда Стайн назвала… Из-за того, что у них мировая война отрубила прошлое…
– Все равно, кто сказал, – не унимался Доктор. – Это не про нас. У нас с прошлым полный ажур. Пока все не рухнуло, пока на ровном месте и безо всякой войны не началась разруха… Когда нитки в операционную вдруг пришлось приносить из дому, а иначе нечем было зашивать…
Дизель смотрел и слушал угрюмо. При чем какая-то война. Какое-то прошлое. Или собрались не затем чтобы выпить?
– Кончайте бодягу, – сказал он. – С прошлым все ясно. Хуже с будущим. У нас эти неучи какой-то хуйнейего просто отрубили. Как свет на подстанции, если вместо предохранителя воткнуть напильник.
– Ты конкретно о чем? – повернулся к нему Сюня, явно решив спровоцировать приятеля на дискуссию. Про политику он любил еще со школы, когда, лежа на диване, читал исторические мемуары. А тут собрались, уже и приняли не по одной, а к разговору о «новейшей истории» еще толком и не подступили, хотя с этого и полагается начинать любое нормальное застолье.
– Да о том, что твоя история – это говно, – принял мяч Дизель.
– Это почему же?
– Потому что одни засранцы ее лепят. Это он о наших так называемых политиках. – Витька-Доктор решил объяснить приезжему. – Они и впрямь тут больно раздухарились. Страна, понимаешь, малюсенькая, а пены, как на теплом пиве…
Рыжюкас кивнул. Совковую привычку плакаться «приезжим» на местные порядки он знал.
Но дискуссия не пошла.
– А знаете ли вы, почему между третьей и четвертой или даже после пятой нельзя допускать слишком большого перерыва? – спросил Махлин.
Вообще-то все знали, но интересно и новое выслушать.
– Когда выпью, я сразу становлюсь другим человеком…
– Ну и?..
– Другой человек тоже хочет выпить.
Тут же и незамедлительно осуществили, чтобы с политикой как-то завершить.
– Чего мы от них хотим? – примирительно сказал Витька-Доктор. – Они же на самолете вниз головой летают, причем, под мостом. Чтобы доказать народу, что умеют управлять государством. И справятся с этим, если их изберут.