Давайте, девочки

Будинас Евгений Доминикович

Стоит посреди спальни, в недоумении часики рассматривает, а на запястье у нее такие же:

– Они что – размножаются?

14

Рыжюкас, как заправский оратор, после паузы решил было тост сказать – о том, как много всего, кроме этогоу них было. Но где там!.. Тоже, мол, нашелся де Голль. Даже Дизель совсем неуважительно к писательскому слову от Рыжего отвернувшись, подсел к Сюне:

– А хочешь, Сюня, я тебя научу с первого раза, только посмотрев

на девушку, сразу определить, берет ли она в рот?

Сюня от приятеля слегка отодвинулся, но заинтересованность проявил.

Дизель несколько раз подряд глубоко затянулся сигаретой:

– Да ты не дергайся, не вертись, – он слегка подвигал челюстью. Три идеально продырявленных облачка одно за одним сели Сюне на нос. – Значит, так…

Сюня – весь сосредоточение, кольца вокруг носа застыли, как кружки луковицы на морковке.

– Внимательно смотришь ей в лицо…

– Так…

– Если у нее есть рот… – Дизель помедлил. – Значит берет.

Дружно над Сюней поржали.

– А теперь сказать, почему я против того, чтобы между всеми последующими былбольшой перерыв? – спросил Махлин.

Рыжюкас поднялся и вышел на веранду. От принятого в висках постукивало, а в голову лезла какая-то чепуха. Раньше, мол, было так: сначала прожил, потом описал. А как же теперь? Когда потомэто все опишешь?

15

И тут же разговор о нем пошел уже в третьем лице. По пьяни звучало драматично, как о безвременно ушедшем.Взяли-то уже прилично. Правда, «нить канвы не теряли».

– Учителя его любили, – начал Сюня, едва за Рыжюкасом закрылась дверь.

– Особенно Сильва, хотя я так и не понял тогда, вдул он ей или не вдул, – поддержал его Мишка Махлин.

– Сильва, да, – сказал Дизель, – она строже Горькой Матери была, принцип качала, она ему кроме единицы ничего не ставила. Ну а если выучит – сразу файв. А может, после того, как он ей что другое поставит…

Дизель тупо посмотрел на бутылку. Одна была на столе «Столичная» или две?

– Чуваки, – сказал Доктор, – про вдул-не вдул – это ладно. Но сам видел, как она его встретила, когда узнала, что он в институт поступил… Она же его схватила и потащила по коридору, распахивая двери классов, да еще орала, как сорвавшись с ботаники: «Он поступил!». В учительскую влетела: «А я вам что говорила!!!» – Да все они его любили, – вздохнув сказал, Сюня. – Хотя и непонятно, за что… Сейчас в школах все не так…

– А Ростислав-в-Квадрате? Как он его Ленке записки таскал?

– А Бася Ароновна? Как она ему за поэму про любовь выставила пятерку за четверть, когда директрису заменяла.

– Ну да, а Горькая Мама от злости чуть не окочурилась, когда в этой его поэме насчитала

сто одну ошибку. Это в девятом классе было…

– Нет, в десятом.

– До десятого он же не дошел…

16

– Бася тогда меня даже на обед пригласила.

Все обернулись.

– А мы думали, ты совсем ушел, – сказал Сюня.

– Не дождетесь… – Рыжюкас подсел к столу. – Так вот встретила меня Бася Ароновна по полной форме. Обращалась исключительно на вы, «Здравствуйте, Генсик, проходите, Генсик, располагайтесь»… И на столе красное вино. Водой, правда, разбавляла, к обеду, мол, так полагается…

– Пусть лучше вспомнит, как он ей нахамил, – сказал Витька-Доктор. – «Вам у нас понравилось, Гене?» А Генсик в ответ: «Все классно, только книжки у вас по цветным корешкам разложены». В смысле, мол, живете по-мещански.

– До сих пор в холодный пот бросает, – признался Рыжюкас. – Как вспомню, что – через двадцать лет! – она ко мне на вечере встречи с выпускниками подошла, совсем старенькая: «Генсик, миленький, вы не поняли… У меня внучка книжки перекладывала… Сейчас она уже взрослая невеста»… А я, говорит, за вас рада, я всегда знала и надеялась…

Помолчали.

– Неужели их всех уже нет? – вздохнул Доктор. – Всех до единой?

– Да, жизнь… Она как… – поднялся было Сюня.

– Детская рубашка, – продолжил Дизель, – короткая и в говне.

Сюня посмотрел на него удивленно:

– Откуда ты знаешь?

– Ты уже говорил…

– А мы выпили?

– Вот, блин, ты, Рыжюкас, нас сегодня совсем запутал, – сказал Махлин. – Я даже не помню, я уже выпил, или и не наливал?

– Это поправимо, – вмешался Доктор. – Я не твой склероз имею в виду, а налить и выпить…

17

Выпить-то выпили, но Дизеля снова потянуло к прекрасному. Со склероза он тут же и перескочил на свое, обращаясь исключительно к Рыжюкасу, так как давно собирался с понимающим человекомсоображениями поделиться:

– Склероз это хорошо… Я так вообще скажу, что из ебущихся баб те, кто только по любви, – самый гнусный и мерзкий тип. Они если раз дали, начинают цепляться и выдвигать требования. У мужика, соответственно, от требований пропадает эрекция… Спасти может только разрушительный момент. Лучше всего, если у нее склероз, и она про тебя вообще не помнит…

– Хрена тебе! – не согласился Сюня. – Склероз у бабы для нас могила. Мне моя утром в субботу на даче надает поручений на день, а сама в салон красоты уезжает. А мне, только чтобы ее поручения осмыслить и переварить, две недели нужно… Ладно. Однажды, чтобы не напрягать память, навалился, сразу все выполнил, ну, думаю, выслужился, хоть ночью не будет приставать. А она приезжает и даже не помнит, что поручала мне сделать…