Давайте все убьем Констанцию
Шрифт:
— Так ничего и не узнали? Бог мой, как я ломал себе голову. По какой-такой причине я сохранил эти треклятые кадры. Черт, посмотрите на меня! Сколько, по-вашему, мне лет?
— Девяносто, девяносто пять — около того?
— Десять тысяч. Иисусе. Это меня нашли в корзинке, плывшей по Нилу. Я упал с холма со скрижалями. Я тушил неопалимую купину. «Спустите псов войны», — сказал Марк Антоний, и я спустил их множество. Знакомы ли мне все эти чудеса? Ночами не сплю, стучу себя по голове чтобы шарики с винтиками встали
— Вы перехватили мои слова. Я сюда явился не просто так, а по следам. Может, за тем человеком, что звонил вам снизу.
— Каким человеком?
— Констанцией Раттиган.
Я подождал, пока у него перед глазами рассеется туман.
— Какое она имеет к этому отношение? — удивленно спросил Раслер.
— Может, это известно ей. Когда я ее в последний раз видел, она стояла в отпечатках собственных ног.
— Думаете, она может знать, чьи это лица, что значат эти фамилии? Погодите. За дверью… Наверняка это было сегодня. Не может быть, чтобы вчера. Сегодня она сказала: «Отдай их!»
— Что отдать?
— Черт, да много ли здесь такого, что может кому-то понадобиться?
Я взглянул на фотографии на стенах. Клайд Раслер проследил мой взгляд.
— На кой они кому-то сдались? — пожал плечами Раслер. — Не стоят ни гроша. Даже я сам не знаю, какого черта я их здесь развесил. Чьи-то жены или прежние подружки?
— Сколько у вас экземпляров каждой?
— Не хватит пальцев, чтобы сосчитать.
— Ясно одно, Констанция хотела, чтобы вы их отдали. Она ревновала?
— Констанция? Бывают хулиганы на дорогах, она была постельной хулиганкой. Желала сгрести всех моих красоток и растоптать их, порвать, сжечь. Давайте. Приканчивайте вино. У меня дела.
— Какие, например?
Но он снова заправлял пленки в проектор, зачарованный тысячью и одной ночью из прошлого.
Я прошел вдоль стены, поспешно списывая в блокнот все имена, потом попросил:
— Если Констанция вновь придет, дадите мне знать?
— За снимками? Я ее сброшу с лестницы.
— Так же выразился еще один человек. Только скинуть хотел в преисподнюю, а не на второй ярус балкона. Почему вы хотите ее сбросить?
— Должна быть причина, так? Не помню! Как вы сказали, зачем вас сюда принесло? И как вы меня назвали?
— Клайд Раслер.
— Ах, да. Он. Мне как раз пришло в голову. Известно ли вам, что я отец Констанции?
— Что?!
— Отец Констанции. Думал, я вам уже говорил. Теперь можете идти. Спокойной ночи.
Я вышел, оставив за закрытой дверью неизвестно кого и фотографии на стенах — неизвестно чьи.
ГЛАВА 24
Спустившись, я прошел в начало зала и посмотрел вниз. Потом шагнул в оркестровую яму,
Мне захотелось выкликнуть имя.
Но что, если она откликнется?
Далеко, в конце черного коридора, мне почудилось гудение невидимого моря или реки, притекавшей где-то в темноте.
Я выставил вперед ногу, но тут же ее убрал.
Снова услышал, как темный океан бьется в бесконечный берег.
Потом повернулся и двинулся назад сквозь великую тьму, из оркестровой ямы в проход между рядами без единого зрителя, торопясь к желанному выходу, за которым ждало манящее вечернее небо.
Я поднес невероятно крохотные туфельки Раттиган к ее отпечаткам и опустил их строго в след.
И тут я почувствовал на плече руку моего ангела-хранителя.
— Вернулся из царства мертвых, — проговорил Крамли.
— Можешь это повторить, — сказал я, уперев взгляд в широкую красную дверь Китайского театра Граумана, где плавали в темноте все эти киношные создания. — Она там, — пробормотал я. — Хотел бы я знать, как ее оттуда извлечь.
— Динамит, привязанный к пачке купюр, сгодился бы.
— Крамли!
— Прости. Я забыл, что мы говорим о Флоренс Найтингейл.75
Я отступил. Крамли стал разглядывать крохотные туфельки Раттиган в следах, оставленных давным-давно.
— Не совсем похоже на рубиновые туфельки,76 — заметил он.
ГЛАВА 25
Мы ехали по городу, было тепло и тихо. Я попытался описать огромное черное море у Граумана.
— В кинотеатре есть большой подвал с гардеробными, может, там хранятся какие-то вещи с двадцать пятого, тридцатого года. Я чувствую, она, вероятно, там.
— Побереги слова, — отозвался Крамли.
— Кому-нибудь нужно спуститься и проверить.
— Боишься пойти один?
— Не то чтобы.
— Это значит, боишься будь здоров! Заткнись и не мешай вести машину.
Скоро мы добрались до жилища Крамли. Он приложил мне ко лбу холодное пиво.
— Держи, пока не почувствуешь, что мозги прояснились.
Я послушался. Крамли включил телевизор, стал перебирать каналы.
— Не знаю, что хуже, — сказал он, — твоя болтовня или местные телевизионные новости.
«Отец Шеймас Раттиган», — сказал телевизор.
— Слушай! — крикнул я.
Крамли переключил канал обратно.
«…Собор Святой Вибианы».
Статический разряд, «снег».
Крамли стукнул проклятый ящик кулаком.
«…Естественным причинам. Ему сулили должность кардинала…»
Снова пурга. И телевизор дал дуба.
— Я собирался вызвать мастера, — сказал Крамли.
Мы оба уставились на телефон, призывая его зазвонить.
Оба мы подпрыгнули.
Потому что он зазвонил!