Давние встречи
Шрифт:
В крайнем купе, на деревянной крашеной скамейке сидел, помню, маленький упрямый человек в тужурке с зелеными кантами. Я узнал в нем знакомого землемера, работавшего у хозяина моего отца. Два усатых жандарма с саблями его охраняли. Помню, я неосторожно подошел к землемеру, поздоровался за руку. Тотчас жандармы заинтересовались мною. И сколько, сколько пришлось пережить из-за этой случайной и неожиданной встречи...
Тысячу раз говорили мы с тобой о судьбе и назначении нашего народа, беседовали о личной нашей судьбе. Не многим приходилось быть свидетелями и участниками подобных свершений. В сущности, возраст наш нельзя измерять десятилетиями. Века
Ты заметил, с какой добродушной, родственной почтительностью относятся к нам молодые? В этой почтительности есть капля доброй усмешки: «Папаша, мол, многое видел».
Я смотрю на молодое, покрытое пушком лицо студента, на голубые твердые глаза его. Кем мог быть мой случайный спутник в прошлом? Пастухом помещичьего стада, «шестеркой» в московском трактире? И, уж конечно, не интересовали бы его археологические раскопки и прошлое предков-кривичей, населявших верховье Днепра и его притоков.
Из записных книжек
В холодную чистую лужицу, с краев покрытую ледком, на утренней заре, когда чуть показалось солнце, свистя крыльями, с кряканьем и кряхтеньем спустилась дикая утка и догонявший ее красавец селезень. Брызги поднялись от них, и было видно, как весело поплыли по розовой воде, как он нагнал ее, утопил в воду и как потом оба радостно и долго махали крыльями, окатывались водой, весело плавали, щелкотали клювами и кормились...
Накатилась синяя туча с грядой серых облаков и зашумела.
Прокатился по лесу вихрь, поднял до самого неба сухие листочки, опустил за околицей.
Упали первые тяжелые капли. Сверкнула молния.
И ударил гром...
Побежали по улице, опустив хвосты, куры.
Капля за каплей ударил проливень с градом. Скачет град по дороге — белый горох.
Дождь, дождь, пуще, Дадим тебе гущи, Дадим тебе каши, — Лей на поле наше!
Вышел утром на крыльцо и ахнул: свет, тепло, одеваются березы! Так похоже на милую девичью улыбку. Лучший день, лучшее мгновение в русской природе. Именно — мгновение...
И на это смотрю уже как бы со стороны. А когда-то был праздник: так тянуло в далекий путь! Устал.
Помню: зеленый троицын день, возле деревенских изб натыканы зеленые пахучие свежие березки, девки идут в лес с песнями заплетать венки. На лугу, возле реки, водят хоровод, поют старинные хороводные песни, как пели сто и двести лет назад.
По хороводу ходят пары. Когда кончается песня, парни и девушки церемонно целуются, платочками вытирают губы. Бабы в нарядных, расшитых повойниках с «рогами», в праздничных сарафанах.
Был молод, не замечал молодости, ею не дорожил. Все казалось: подожду немного, счастье придет. И вот позади долгий, долгий, ухабистый,
Так памятно далекое утро, когда разбудили на рассвете в радостный праздничный день: «Погляди — солнце играет!» Я смотрю в окно: за деревьями дальнего леса восходит огромное, яркое, как бы расплавленное солнце. Оно распухает, раздувается, точно огненный пылающий шар: играет!
Как освещенная солнцем радостная зеленая поляна, далекое видится детство. Рвем ландыши, цветет земляника. Под старым развесистым дубом выбивается из земли ключ, струится по скользким камешкам, прячась в траве, студеный ручеек. Над ним колеблется, шелестит качаемая прозрачной водою высокая жесткая осока. Трепеща прозрачными крылышками, присела на осочине, взвилась, растаяла в летнем солнечном воздухе стрекоза...
Чудесный, тихий первый весенний — по-настоящему — день. Слышно, как дышит земля. Появились бабочки. Звенят на солнце мухи.
Еще несколько таких дней — и все попрет. И это не во власти человека, и этому подчинен человек, но только лишь отвернулся — стал видеть в Земле не свою мать, а свою батрачку.
У самого окна, под карнизом, две трясогузки вьют гнездо. То и дело прилетают с длинными травинками в клювах, повисают в воздухе, как умеют это одни трясогузки да пустельга. И боже мой, сколько в их веселой и дружной работе счастья! Можно смотреть час-другой, улыбаться. На улыбку похожа их жизнь, их заботы, веселая их торопливость.
В молодости и зрелом возрасте так волновала всегда весна. Неудержимо тянуло странствовать. И так сильны казались весенние запахи, запахи пробуждавшейся земли. На реке шел лед — любимое русское зрелище.
Стою, как старое дерево у дороги. Уж давным-давно выжжена вся сердцевина, ветер подует — и капут. А все еще зеленеет веточка, теплится жизнь. Зачем и кому нужна эта зеленая веточка...
Способность любви так же редко дается людям, как и всякая одаренность. Как часто выдают за любовь — подделку. Основа любви — самопожертвование. Для матери нет разницы между ребенком уродливым и прелестным. Урода, несчастного она больше жалеет. Такова подлинная любовь. А какая цена любви, которая не имеет материнской основы? Так часто мы искажаем понятие любви.
Из всего, что потрясает, — это наш человеческий язык.