Давно не пахло земляникой
Шрифт:
Но тут зазвенело. Из-за деревьев показался переезд. За полосатой рукой шлагбаума стоял одинокий заляпанный грязью по самые стекла «УАЗик». Дядька, очкарик в клетчатой кепке и рубашке с закатанными рукавами, разминался на обочине. От долгого сидения за рулем у него затекла спина, и теперь он, взявшись руками за бока, наклонялся вправо и влево, тоскливо поглядывая в сторону проходящего поезда.
Волька пролетел мимо дядьки с шиком и грохотом. Вначале он хотел помахать или крикнуть что-нибудь, но сразу передумал. Высунуть язык и скорчить рожу, не рискуя собственным достоинством, любой
Вот в каком чудесном расположении духа находился Волька, когда за его спиной кто-то отчетливо произнес:
— Очень даже свинья. Какая — нибудь мартовская.
Волька опешил. Во-первых, он был не совсем одет. Во-вторых, он действительно, как-то незаметно для себя, забрался на стол с ногами, что, конечно, было свинством. Оглянувшись, Волька лишь секунду пребывал в замешательстве. В следующее мгновение, сделав сложный кульбит, он нырнул на свою полку и укутался в простыню.
В узком проходе, загораживая собой все пространство, стояла женщина. Несмотря на большие габариты, она не казалась тучной или грузной. Может быть, потому, что выражение ее лица представляло из себя череду беспрестанно сменяющих друг друга улыбок. И даже когда она хмурилась, загнутые кверху уголки рта не позволяли ее лицу стать сердитым. Может быть, поэтому?
Тем временем Волька торопливо одевался под простыней. Женщина вошла в купе и оказалось, что за ее спиной стоит еще кто-то.
— Ты не права, Инна. Никаких свиней не бывает. Бывают… — говорила женщина, устраиваясь за столиком, — … бывают овцы. Нет — козы. Собаки бывают, петухи.
Инна стояла в дверном проеме, невысокая, в голубом платье, и просвечивалась насквозь солнцем, словно кленовый лист из гербария на матовом стекле. Большой рот и остренький носик придавали ее лицу забавное выражение. Наверное, такое бывает у какой-нибудь шустрой мышки, которая вдруг обнаружила, что сыр в мышеловку положили, а пружину взвести забыли.
«Вот он, ребенок», — догадался Волька, с высоты своего положения разглядывая незнакомую девчонку.
— А меня зовут Анастасия Ивановна, — представилась женщина, дождавшись, когда Волька наконец перестанет сучить ногами и руками, застегивая под простыней пуговицы.
— А меня — Волька, — шмыгнул носом Волька. — Шаляпин.
Инна почему-то хмыкнула.
Волька тяжело вздохнул и полез со второй полки вниз.
— И не спорь… — вернулась Анастасия Ивановна к прерванному разговору с Инной. Было заметно, что препирательство с Инной доставляло Анастасии Ивановне удовольствие. Во всяком случае припиралась она азартно.
— Ну, если вы так настаиваете… — Инна плюхнулась на сиденье. — А вот он — кто? В таком случае? А? — указывая на Вольку, спросила Инна. — Ага-а! Не знаете! А я вот уверенна, что он — крыса! Вон какие у него уши! Правда, мальчик, ты ведь крыса?
— Я? — очень удивился Волька. Странная была манера шутить у его новых попутчиков.
— Уши, уши! — возмутилась Анастасия Ивановна. — Подумаешь, уши! Уши у него, между прочим, вполне заурядные. И кстати, именно его уши говорят о его крысиной сущности. Как у моего Василия.
— Ой-ой-ой. Можно подумать, — схватилась за голову Инна. — А то я не знаю Василия Семеновича. Во-первых, он, — Инна опять
— Нет… — нахмурился Волька, — не пью, девочка.
Но Инна не заметила ехидного Волькиного тона. Или не захотела заметить.
— Будешь, — сказала Инна. — Если ты крыса — будешь. Если ты, как Василий Семенович, — много будешь.
— Прошу не полоскать нетрезвое имя моего бывшего мужа! Оно и так… — Анастасия Ивановна мотнула головой, словно отгоняя нехорошие мысли, и постучала себя по лбу пальцами. — Просто ужасно болит голова. Ужасно просто. Наверно, сегодня магнитные бури.
Всю неделю перед отъездом Вольки в далекий Крым, когда уже были куплены билеты и стало ясно, что Волька поедете обязательно, бабуля объясняла внуку, какие бывают нехорошие люди на свете. И особенно в поездах. Как они выглядят, эти нехорошие люди, какие разговоры ведут и как грабят и режут довечивых маленьких детей, путешествующих без сопровождения взрослых. И хотя Волька понимал беспокойство бабули за судьбу внука, но большинство ценных советов и рекомендаций пропустил тогда мимо ушей. Теперь же, наблюдая странное поведение попутчиц, Волька задним числом пришел к выводу, что в словах бабули была ценная информация. Уже одно то, что его постоянно сравнивали с животными, раздражало Вольку и неприятно коробило. Такую чепуху или наподобие обычно городил в состоянии крайнего подпития живущий по соседству с Волькой дядя Прохор. По и то у дяди Прохора получалось складнее и интересней. Поразмыслив таким образом, Волька решил не расслабляться. Мало ли что можно ждать от этих психов.
— Сегодня пятое, — между тем заметила Инна, — а не седьмое. Значит, не магнитные бури.
— Да? — Анастасия Ивановна как-то подозрительно посмотрела на Вольку. Волька поежился.
— Он мог бы позвонить в конце концов, — невпопад заметила Инна и скорбно поглядела на Вольку.
«Вишу я над пропастью и ни о чем не жалею. А веревка сейчас треснет пополам», — вспомнил Волька строчку из прочитанных когда-то записок уцелевшего путешественника. И облизнул пересохшие губы.
— И туфли жмут… — пошевелила ногами Анастасия Ивановна. — И вообще… Какой скудный выбор в ресторане. Нет чтобы устриц с белым вином предложить.
— Вот еще! — поморщилась Инна. — Устрицы! Ты ее ножом, а она пищит жалобно. Бр-р!
При слове «нож» Волька снова насторожился. Самое правильное было бы встать и под благовидным предлогом покинуть купе. Навсегда.
— Инна, закрой дверь. Сквозит невыносимо, — попросила Анастасия Ивановна, словно читала Волькины мысли.
Инна встала и закрыла.
«Они, наверное, меня за беззащитного принимают. За доверчивого идиота. За человека, над которым можно издеваться. За хлюпика. Уши мои не нравятся. Мало ли что мне у вас тоже не нравится! Зачем же сразу за нож хвататься?!» — разозлился Волька и после некоторой паузы сипло произнес:
— Я этот… каратист!
Но вопреки ожиданиям попутчицы не отреагировали на Волькино заявление должным образом. Как будто пропустили его мимо ушей. Анастасия Ивановна скользнула по Вольке взглядом и заметила: