Давно закончилась осада... (сборник)

Крапивин Владислав Петрович

— Что-о?.. А гуляй-ка ты, друг любезный, из класса. Отправляйся к завучу и скажи, что я сняла тебя с контрольной за подглядывание в чужие тетради. А я постараюсь, чтобы эту контрольную ты писал осенью!

“Ага, в другом пространстве”, — буркнул под нос Оська. И, уходя, довольно крепко закрыл за собой дверь.

Но в коридоре он сразу остыл. Обида еще булькала в нем, но уже не злостью, а слезами. Не хватало ему переэкзаменовки! И главное — за что?!

“Вот пойду к Ховрину и расскажу про все! Пусть напишет статью про издевательства над учениками!

Или сам напишу…”

Но сначала надо было идти к школьному начальству.

К завучу Оська не пошел. Не сумасшедший же! Еще не было случая, чтобы Муза Георгиевна (старшеклассники прозвали ее Медузой Горгоновной) защитила пятиклассника перед учителем. Оська зашагал к кабинету директора (и по пути старался распалить себя снова, хоть немного).

Повезло: строгой секретарши в приемной не было, а директор был на месте. Но… там же сидела и Медуза!

— Здрасте… — Оська сумрачно встал на пороге.

— Ты почему входишь без стука! — Это, конечно, Горгоновна.

— Я постучал…

Директор — седой, тощий и утомленный жизнью — медленно посмотрел на мальчишку с мокрыми глазами.

— Сядь вон там в уголке, остынь… А мы пока закончим разговор… Муза Георгиевна, с ведомостями можно не спешить. А этим… господам из управления скажите, что у нас все-таки школа, а не канцелярия…

Они с завучем заговорили о своем, а Оська сел в закутке у шкафа на твердый пластмассовый табурет. Посапывал, дергал у колен бахрому обтрепанных штанов и поглядывал на часы. Они качали тяжелый никелированный маятник и отщелкивали минуту за минутой… И насчитали их семь.

… — Ну, так что у тебя случилось?

Оська встал, уронил табурет, быстро поднял.

— А чего… Еще не начали решать даже, я просто повернул голову, а она сразу: “Ты списываешь!” А чего там списывать-то…

— Не “она”, а Роза Ричардовна! — встряла завуч. — Стой как следует, раз ты в кабинете директора!

— Я и стою… Я и не думал даже списывать, а она…

— Это Оск а р Чалка из пятого “В” — обличительным тоном сообщила Медуза.

— Да знаю я… — вздохнул директор. — Кстати, как человек, причастный к газетному делу, ты мог бы изъясняться более связно. Ну, ладно… А почему Роза Ричардовна заподозрила тебя в преступных намерениях?

— Да просто я голову повернул! Чтобы лучше видеть доску…

— Чтобы видеть доску, провернулся к тетради соседа, — вставила Горгоновна.

— Да! — Оська сердито проглотил комок. — Потому что сбоку мне смотреть удобнее! Когда я прямо гляжу, у меня… темная полоска перед глазами. Вот так, сверху вниз… А когда я отворачиваюсь, она тоже уходит в сторону, наискосок все видно лучше… — Он честно взметнул на директора сырые ресницы. И… опять чуть отвернулся. — Я правду говорю.

— Подожди… Что за полоска? Давно это у тебя?

— Не так уж давно… То есть бывало еще в прошлом году, но не часто. А теперь почти все время.

— А родителям ты говорил про

это?

— Пока не говорил… Это не очень мешает. Только если читаешь, надо голову немного вбок отворачивать…

— Так можно и шею натрудить… Ладно, об этом позже. А пока ступай в класс, скажи Розе Ричардовне, что вопрос исчерпан, и начинай решать.

Оська глянул на часы.

— Ага, вон сколько времени прошло. Я не успею решить, а она мне “пару”. И на осень…

— Суета сует… Муза Георгиевна, посмотрите в вашем журнале, какие оценки у Оскара Чалки из пятого “В” по математике в течение года.

— Я и так знаю. Сплошные тройки.

— У меня две четверки в этом месяце, — осторожно возмутился Оська.

— И двойка! — Медуза помнила все.

— Просто я тогда перепутал и не ту тетрадь принес! Разве за это ставят?

Директор утомленно встал.

— Муза Георгиевна, я думаю при таких успехах Оскара Чалки, контрольная не скажет ничего нового. Выставьте ему годовой результат по текущим оценкам.

Оська внутренне возликовал.

— Как прикажете, Олесь Дмитриевич, — сухо отозвалась Горгоновна. — Должна только заметить, что если Чалка и в будущем учебном году станет заниматься через пень-колоду, от переэкзаменовки все равно не отвертится.

— Ага, в другом пространстве. — суеверно шепнул Оська и скрестил пальцы. Тихо шепнул, но они услышали.

— Что-что? — заинтересовался Олесь Дмитриевич.

Оська уставился на сандалии и опасливо задышал.

— У них в этом году новая поговорка. — разоблачила Оську Медуза. — Ян Янович любит рассказывать детям о разных аномальных явлениях и… гипотезах. И поведал осенью пятиклассникам, что мир наш, так сказать, многомерен и в нем существует множество пространств. И что в одних пространствах жизнь совсем не похожа на нашу, а в других почти такая же, только с разницей в некоторых деталях… Хотя едва ли найдется пространство, где Оскар Чалка — отличник… Короче говоря, научная фантастика. И у наших деток теперь это на языке. Чуть что не понравилось, сразу: “Это в другом пространстве”…

Муза Георгиевна произнесла свою речь бесстрастным тоном. Но ясно было, что учителя рисования и черчения Яна Яновича Корецкого она не одобряет. И что его “научную фантастику” считает совсем не научной…

Оська и сам не понимал, сколько там науки, а сколько сказки.

Тот разговор случился в октябре. Ян Янович тогда отправился с пятиклассниками в поход, в древний пещерный город среди невысоких Меловых гор.

Днем они бродили по таинственным каменным залам, лазали в узких проходах, играли в прятки среди грубо отесанных колонн и на лестницах, вырубленных в толще скал. Ян Янович показывал высоко на стенах барельефы и рисунки с крылатыми быками. И рассказывал, что до сих пор ученые толком не знают: кто устроил в пластах известняка эти удивительные храмы, жилища и лабиринты. А вечером все расселись у костерка, разложенного посреди круглой пещеры. Вверху, в каменном своде было отверстие, и в него смотрели две звезды.