Давно закончилась осада…
Шрифт:
— Нет, он погиб…
Коля заметил, как Саша украдкой сцепила пальцы замочком: от дурной приметы.
— Тогда не надо.
— Что не надо? — неловко сказал он.
— Чтобы ты был похож…
У Коли почему-то — мурашки по спине. Он бодро тряхнул головой:
— Ну, а теперь куда?
Обогнули храм по теневой стороне. Открылось еще одно здание. Красивое такое, с наружной лестницей, сводчатыми окнами, с крестом над крышей.
— А там что? Церковь?
— Нет, там настоятель монастыря живет и монахи. А церковь вон… — Саша вытянула руку к невысокому зеленому куполу с золоченым крестом. — Это храм Семи Священномучеников,
— Ты в нем была?
Саша виновато вздохнула;
— Ни разу. Один раз подошла, но он оказался закрыт до вечерней службы, а ждать не было времени… Коля…
— Что?
— Я… Тут еще одна церковь есть. В нее я всегда захожу. Она… будто моя… Хочешь, зайдем?
Он удивился ее голосу — и смущенному, и с непонятной тайной. Торопливо кивнул. И опять она взяла его запястье тонкими теплыми пальцами.
Снова пошли мимо недостроенного храма. Теперь уже не было видно ни французов, ни сторожа. Полная пустота и солнечная тишина, которой не мешали ни шорох моря, ни трескотня кузнечиков. Мимо штабелей из брусьев инкерманского камня, мимо груд из бревен и досок, а потом через гущу жесткой и высокой сурепки вышли на берег Карантинной бухты. Шхуна, что недавно верповалась с моря, уже стояла теперь у ближнего причала. А за бухтой увидел Коля холм, белые заборы и крыши Артиллерийской слободки. Совсем недалеко. Казалось, будь тут мост, добежать можно в несколько минут. Свой дом Коля не разглядел за соседними крышами, но Сашин и Маркелыча — вот они… Саша, однако, тянула его вдоль берега, направо.
Здесь в зарослях дрока стояли развалины. Можно было угадать, что это церковь, только снесенная снарядами наполовину. Остался нижний этаж, его верхние кромки поросли полынью.
— Это церковь Святой Ольги, — шепотом сказала Саша. — Ее освятили за год до войны. Потом пришли французы, засели в ней и стали обстреливать нашу сторону из ружей. У них ружья шибко далеко бьющие…
— Штуцера…
— Ну да… Тогда наши с Шестого бастиона да с редута «Ростислава» по ним из орудий…
— По церкви-то…
— Когда война, разве глядят, где церковь, где что… Всю как есть поразбивали, теперь уж, наверно, заново не построят…
— Это и есть твоя церковь? — тем же, что у Саши, шепотом спросил Коля.
— Да… Пойдем в нее?
— Пойдем…
Вход сплошь зарос цветущим дроком. Саша и Коля пролезли вдоль стены, между каменным косяком и колючими мелколиственными плетями (они цеплялись за воротник). Из дверного проема дохнуло каменной прохладой и влагой. Внутри было полутемно, хотя сквозь заросшие окна и пробоины пробивались тонкие лучи.
Потолок первого этажа сохранился, только змеились по нему густо-черные трещины. Стены казались закопченными. У них всюду были навалены земля и камни. Местами — до половины высоты.
Коля постоял — глаза привыкали к сумраку. Саша ждала рядом. Потом тепло шепнула ему в ухо:
— Нам надо туда, — и потянула за руку.
По земляной груде с битыми кирпичами они поднялись к неглубокой полукруглой нише. Она была похожа на заделанное окно. Из окошек напротив падал сквозь листву зеленоватый свет. Он мягко вымывал из сумрака роспись на побитой штукатурке. Видна была голова Богородицы в темном платке, очерченном тонким нимбом. Большие глаза ее были печальными и тревожными. А еще различим был Младенец. Он прижался к плечу Матери, поднял голову и смотрел ей в лицо. Выражение глаз было таким же, как у Богородицы. Так по крайней мере виделось
— Это я нашла в прошлом году еще, тихонько сказала Саша. — И расчистила…
— И с той поры приходишь сюда? — понятливо шепнул Коля.
— Да… В уцелевшие-то церкви много людей ходят, а сюда никто… Мне кажется, им тут грустно совсем без людей… — Она вытянула руку, пальцами осторожно провела по верхнему краю росписи, над чуть заметными нимбами Иисуса и Марии. — Вот я и прихожу. И свечку им ставлю…
В самом деле на нижнем уступе ниши лежал крошечный восковой огарок.
— Если хочешь, тоже поставь… — чуть слышно предложила Саша.
— У меня же нету…
— Я взяла…
У Саши была такая же, как у Коли холщовая сумка. В ней лежала половинка круглого хлеба и заткнутая тугой бумажной пробкой бутылка с квасом. (Коля несколько раз рыцарски предлагал: «Давай понесу», но Саша говорила: «Вот еще. Мне вовсе не тяжело».) Теперь Саша достала из сумки две похожие на желтые карандаши свечки и красную бумажную коробочку. Коля знал, что на ней написано:
Срныя спички фабрики Д.I.Паркеръ
— Хочешь, зажги…
Коля хотел. Он любил зажигать спички. Умело царапнул головкой о картонку-чиркалку. От головки отлетела горящая крошка, клюнула его в рубашку, но, к счастью, не прожгла. Палочка загорелась едким шипучим огоньком.
— Давай… — Коля оплавил нижние концы свечек, укрепил их на каменном выступе. Близко друг от друга. (ведь он и Саша тоже были рядышком). Придвинул горящую спичку (уже вторую) к одному фитильку, к другому. С тихим треском зажглись два ярких язычка. От их дрожащего света лица на фреске словно ожили, в глазах блеснули искорки.
Саша быстро встала на колени. Коля постоял, потом, спохватившись, опустился рядом — коленями в земляные и кирпичные крошки. Что-то острое попало под левую коленку, но он не шевельнулся. Саша неразборчиво шептала рядом. Коля не помнил ни одной подходящей молитвы. Он перекрестился и, глядя на два строгих освещенных лица, мысленно спросил:
«А почему вы позволили расстрелять эту церковь?»
Потом виновато опустил глаза. Разве он имеет право задавать Им такие вопросы?.. А может быть Они специально сделали это, чтобы он и Саша оказались здесь вдвоем? Чтобы наступила вот эта минута, немножко похожая… да чуть-чуть похожая на венчание… Или как это называется — «обручение»?.. От такой грешной мысли у Коли полыхнули уши. Он покосился на Сашу: не догадалась ли?
Она легко встала.
— Идем, Коля. А свечки пусть горят…
Снова обнял их солнечный воздух с запахом южных трав и моря. Теплый ветерок приподнял Колин воротник, мотнул Сашино платье с частыми оборками ниже колен, сбросил с ее головы на плечи белую косынку.
Сквозь всякие чертополохи Коля и Саша прошли шагов двести и оказались у остатков серой крепостной стены. Они торчали из земли обглоданными зубцами, словно хребет притаившегося под землей исполинского дракона. Кое-где камни густо опутывало желтое мелкоцветье дрока. Местами к камням прижималась высокая полынь. Среди травы цвел синий цикорий… Здесь Коля сделал первую находку. Башмак его зацепился за какую-то скобку. Оказалось — полукруглая ручка глиняной амфоры с остатком горлышка и круглого бока. Под ободком горлышка были заметны зубчики выдавленного узора.