Дай лапу
Шрифт:
— Гулять пойдем?
— Если хочешь.
— Брось, не думай, — посоветовал пес, подняв с земли палку для игры. — Ну их к чертям собачьим.
— Ох, Прохор, — вздохнул Разлогов. — Не знаю…
— Мертвяки. Что толку переживать?
— Думаешь?
— Еще расстраиваться из-за таких.
— Ты рассуждаешь как бесчувственный и черствый четвероногий.
— Подумаешь, — махнув хвостом, возразил Прошка. — Вечно
— А ты не учитываешь.
— Знаешь что?
— Что?
— Давай жить — как играть и играть — как жить?
Разлогов покачал головой.
— Нереально.
— Но я так живу.
— Ты пес, ты другое дело.
— А вот и нет. Это всем доступно. И человеку. Попробуй только — тебе понравится.
— Но — как?
— Просто надо сказать себе, что жизнь — игра, и поверить.
— Ну да, — усмехнулся Разлогов. — Что может быть проще.
— Попробуй, попробуй, — прыгая, настаивал Прошка. — Ты только попробуй. Решись.
— Не умею.
— А я тебя научу.
— Тоже мне, учитель нашелся.
— Конечно, если будешь упрямиться как осел, тогда ничего не выйдет.
— А если — нет?
— Тогда всё получится.
— Ну что ж, — без особой надежды согласился Разлогов. — Дерзай. Учи. Хозяин — к твоим услугам.
РОННИ
Дверь черного джипа, стоящего в глубине двора, приотворилась, и по дорожке запрыгал теннисный мяч. Ронни, отжав уши, помчался за ним, пристукнул лапами, усмирил; цапнул, взял в пасть, стиснул зубами и ощутил горечь во рту, странную липкую мякоть, резкий незнакомый запах. Удушливая волна ударила в голову. Взор его отуманился. Он хрипнул, кашлянул, выронил мяч, подумал: надо бы возмутиться, гавкнуть, позвать на помощь хозяйку. Но неизвестная сила, исподволь навалившись, лишила его устойчивости, равновесия, влекла книзу, к земле. Он зашатался и упал. Последнее, что он почувствовал сквозь меркнущее сознание, как чьи-то бесцеремонные руки подняли его и занесли в машину.
Очнулся Ронни в каком-то неизвестном помещении. Негромко играла музыка, пахло едой, сигаретным дымом и спиртными напитками.
Он лежал на теплой подстилке в тесном закуточке. Возле морды его стояла миска с водой. Вдоль длинного стола-прилавка ходили туда-сюда ботинки и джинсы, к которым люди, чьих лиц он не мог видеть, обращались «Федя».
— Здорово, четвероногий, — сказал Федя, заметив, что Ронни дрыгнул лапой и открыл глаза. — Ты как вообще-то? Живой?… Может, пивка для рывка?
У Ронни кружилась голова, во рту было кисло, гнилостно. Он чувствовал себя вялым, больным, разбитым, не понимал, где находится и как тут оказался. Шея затекла, и лапы не повиновались.
— Шеф, — позвал Федя. — Ваш-то. Вроде фотографирует.
Над Ронни склонились какие-то люди, которых он никогда прежде не видел. Круглолицый толстяк
— Лапочка, — радовалась Наташа. — Артур Тимофеевич, разрешите я его чем-нибудь вкусненьким угощу?
— Не спеши, — сказал Артур Тимофеевич. — Пусть соображалка на место встанет.
— Господи, как я хотела бы иметь такую собаку.
— Теперь он наш.
Услышав слово «наш», Ронни втянул голову. Скосил глаза и, уныло взглянув на Артура Тимофеевича, издал короткий, похожий на вздох горький стон. На душе у него стало тоскливо. Он понял, что жизнь его изменилась. Судя по голосу, цветущему внешнему виду и довольной улыбке, усатый толстяк — его новый хозяин.
— Ты уж, парень, это… извини нас, — неуверенно оправдывался Артур Тимофеевич. — Резковато мы с тобой обошлись… Но я бы на твоем месте не сильно расстраивался. Можешь мне поверить, здесь не хуже, чем у твоей сумасшедшей старухи.
Ронни рыкнул и угрозно заурчал. Ему не понравилось, что бранили его хозяйку, тем более в ее отсутствие. Ему вообще не нравилось, когда о людях отзывались плохо, — неважно, заслуживает человек осуждения или нет.
Наташа присела возле него на корточки, выставив полные колени, и ласково заглянула в глаза.
— Мне бы хотелось поближе с тобой познакомиться. Лапу дашь?
Ронни дал.
Вскинув брови, Наташа сказала:
— Воспитанный юноша.
— Ты в норме, приятель? — спросил Артур Тимофеевич. — Как насчет того, чтобы немного размяться?… Хочу похвастаться. Показать тебе наши владения… Коллектив с нетерпением ждет.
Ронни было не до развлечений и новых знакомств, тем не менее, превозмогая тяжесть в теле, вялость в ногах, он приподнялся, тронул носом брюки хозяина и стал рядом.
— Отлично, — похлопал его по бокам Артур Тимофеевич. — Кажется, я в тебе не ошибся.
Они размеренно, не спеша, прогулялись по ресторану.
С сытой улыбкой на оплывшем лице Артур Тимофеевич шутливо представлял его поварам, официантам и прочей обслуге как совладельца, напарника, помощника, эксперта и закадычного друга.
— Наня, — услышал Ронни свое новое имя. — Вот так мы его будем звать.
Они заглянули в бухгалтерию, потом на склад, осмотрели служебные и подсобные помещения. Ронни вывели на минутку на свежий воздух, позволили поднять лапу, показали двор и гараж. Потом они снова вернулись в здание и вошли в уютный красивый зал, в котором за столиками сидели и ели посторонние люди. Их обслуживали одетые, как Наташа, стройные девушки, а длинноволосые музыканты готовились к выступлению. Ронни все улыбались, бармен Федя, как старому приятелю, издали помахал рукой. Артур Тимофеевич шел гордо и прямо, по-хозяйски выпятив живот, с кем-то раскланивался и на вопросы посетителей отвечал: