Дай лапу
Шрифт:
— Но он же писал. Жаловался. Требовал нас наказать.
— Возможно, — бесстрастно парировала Гренадер. — Значит, считал своим долгом так поступить… Должна вам заметить, молодой человек, что на собрания ни он, ни наши представители не ходят.
— Вот как? — удивленно воскликнул Разлогов. — Тогда, получается, извините, кляуза.
— Ни в коем случае, — спокойно парировала Гренадер. — Непроверенными фактами мы не оперируем. Каждую жалобу, прежде чем подать, мы обсуждаем коллективно. И товарищ Пукалов принимает решение, учитывается общее мнение.
— Простите, я не совсем понимаю, кто
— Считайте как хотите, — с невозмутимым видом произнесла Клавдия Ефимовна. — Мы, молодой человек, исполняем свой долг. Наша задача — посильно содействовать установлению порядка.
— Мне кажется, он давно установлен, — попытался возразить Разлогов.
— Вам это только кажется, молодой человек. Товарищ Пукалов говорит, что беспорядка в нашей жизни еще очень много. Все беды — от беспорядка, и мы еще можем послужить благородному делу. Не станете же вы отрицать, что чем меньше беспорядка, тем лучше?
Клавдия Ефимовна даже слегка возбудилась, когда формулировала кредо товарища Пукалова и его инициативной группы.
— Понятно, — вздохнул Разлогов. — И много вас?
— Достаточно.
— Отчаянные вы люди… Как же вы отважились? Сами? Без разрешения свыше?
Клавдия Ефимовна с готовностью пояснила:
— Творчество масс, молодой человек, всемерно поощряется. — И, элегантно высморкавшись, повторила, обращаясь к Разлогову: — Что вы еще хотите нам сообщить?
— Хочу обсудить с товарищем Пукаловым вариант жалобы, — с неожиданной для себя решимостью заявил Разлогов. — Лично, тет-а-тет… Надеюсь, позволите?
Она неодобрительно на него посмотрела, решая, достоин он этого или нет.
Прохор между тем зевнул, лениво поднялся, подошел к Клавдии Ефимовне и со скучающим видом уставился на нее.
Никакой угрозы в перемещениях пса не было, а было лишь легкое нетерпение, желание поддержать просьбу хозяина и, в конце концов, закончить этот надоевший ему разговор. Однако Гренадер с явной опаской покосилась на собаку и заметно насторожилась.
— Так можно или нет? — повторил Разлогов.
Секунду-другую Гренадер колебалась. Затем поднялась.
— Хорошо, — сказала. — Я доложу.
Без стука вошла в смежную комнату и плотно прикрыла за собой дверь.
Разлогов слышал, как Клавдии Ефимовне отвечал из-за двери какой-то дряхлый липкий голос.
— Войдите, — спустя минуту, сказала она, приглашая Разлогова. — Карп Семенович ожидает.
Прохор навострил уши и приподнялся.
Разлогов смело толкнул тяжелую, любовно обитую с внутренней стороны дверь.
5
В ноздри ударял запах лежалой бумаги и пыли.
В маленькой тесной комнате за массивным старинным письменным столом, поставленным поперек от стены к стене, сидел сохлый, землистого цвета старый человек в застегнутом наглухо френче — точно таком, какие носили некоторые партийные руководители в те печальные, теперь уже основательно забытые времена. Склонив чуть набок маленькую голову с редкой седой растительностью, лишь местами прикрывавшей лоснящуюся ржавость черепа, чмокая губами, Пукалов писал, макая ручку с пером в толстостенную
— А я думал, — осмотревшись, несколько растерянно сказал Разлогов, — такого просто не может быть… Казалось, это время… ушло.
Пукалов поднял с колен белую кнопочку на шнуре и вставил ее себе в ухо.
— Что вы сказали?
Немощный, липкий голос. Он действительно походил на покойника.
— Я говорю, жаловаться пришел, — чуть громче сказал Разлогов.
— Слушаю вас.
— У меня собака, — показал он на смирно пристроившегося в уголке Прошку.
Пукалов на жест его внимания не обратил и деловито кивнул — продолжайте.
— Невозможно, товарищ Пукалов. Жить стало просто невмоготу. Отовсюду гонят. Ругаются, преследуют… Вы представляете? До того дошло, что недавно с пятого этажа кипятком пытались ошпарить. Бросают пивные бутылки, подсыпают отраву.
— Непорядок.
— Ужас, что делается.
— Ближе к делу, молодой человек, — нетерпеливо сказал Пукалов. — У меня мало времени.
— Куда уж ближе, — продолжил Разлогов, — когда из окон пивными бутылками швыряются.
— Кто именно?
— Что?
— Хулиганит. Мешает. Преследует вас. Фамилии?
— А… эти, — замялся Разлогов, придумывая фамилии. — Дандыкин, Разживин и Потылицына… Особенно, Карп Семенович, свирепствует эта — Потылицына.
— Местные?
— Простите, не понял?
— Где проживают? Они из нашего дома?
— Соседи.
— Нужны точные адреса. Полные имена, возраст, где работают.
— Ну, Карп Семенович, — возразил Разлогов. — Я не сыщик.
— Хотите иметь квалифицированную жалобу, поработаете сыщиком, — жестко обрезал Пукалов. — В вашем возрасте это полезно.
— А ваша картотека, Карп Семенович? — спросил Разлогов. — Не пригодится?
— Фамилий, которые вы назвали, у меня нет.
— Вы уверены?
— Абсолютно. У меня на фамилии профессиональная память.
— Вон оно что.
— Не тяните, молодой человек. Дело серьезное. С безобразиями надо кончать. Чем быстрее, тем лучше.
— Это вы верно изволили заметить, — подобострастно поддакнул Разлогов. И, замявшись, спросил: — А вы, в самом деле, можете помочь?… Не только мне, нам? Обыкновенным мирным гражданам?