Дай мне развод

Тес Ария

Это бесит. Так бесит, что я не сдерживаю недовольного шипения, как гадюка, которой прищемили хвост, однако быстро беру себя в руки и щурюсь. Чего он не любит еще больше? Точно! Когда его кормят, как младенца, с вилочки.

Попробуем.

– Официант был прав. Салат просто супер! Попробуй!

Протягиваю ему кусочек фрукта и мяса, пока по руке стекает соус. Мерзость. Меня внутри передергивает, но я правильно все рассчитала, уверена! Если он с приборов есть отказывается, то с руки?! Да где это видано?

Вот сейчас встанет и пошлет! Я знаю!

Только на этот раз меня постигает неудача.

Вместо того чтобы взбеситься за такое вероломное, наплевательское отношение к правилам приличия, Ильяс берет мою руку за запястье и доводит до своих губ. А когда касается ими…черт.

Меня прошибает насквозь, как будто удар молнии, вошедший на кончиках пальцев, а вышедший…там, где приличный человек не скажет ни за что, ясно?! А я приличный человек! Немного отчаянный?! Дурной?! Возможно, «детский»? Но приличный.

Проглатываю ком в горле, хлопаю глазами. Ладно, признаю. Такое его поведение застигает меня врасплох, пока он ест с моих рук!

На минуточку.

ЕСТ С МОИХ РУК!

Господи…как это неожиданно порочно и интимно…

ДАРИНА, БЛИН! О чем ты думаешь?!

Хочу резко отстраниться, но куда там? Попала в капкан, который сама же спровоцировала на защёлкивание, теперь собралась сбежать? А-а. Это вряд ли.

Пальцы на моей руке сильнее смыкаются, взгляд становится глубже. Он меня им гипнотизирует, чтобы не дергалась, двигается ближе и шепчет.

– Я, конечно, примерно понимаю, чего ты пытаешься добиться, но все же спрошу. Чего ты пытаешься добиться, Дарина?

– Ты ненавидишь позор.

– Его все ненавидят. Если и есть безумный, кто от него в восторге, то там явные проблемы с крышей тогда. Чего на самом деле ты пытаешься добиться? Тебе же не позор мой нужен. Что?

– Я хочу, чтобы ты ушел.

В голосе стоят слезы.

Ильяс замирает на мгновение, прищуривается, и я уже думаю, что вот сейчас он встает. В грудь тут же бьют, как будто с ноги.

Боже, это уже больно…

– Нет.

Слышу, как из-за толщи льда, снова на него смотрю. Нет? Что «нет»?

– Ты не этого хочешь. Ты меня проверяешь.

Молчу, закусив губу.

Как он это сделал? Как проник в мою голову? Или я настолько очевидна?

Кажется, да. Амаев слегка улыбается и кивает, а потом громко так вздыхает и кивает еще раз.

– Ты мне не веришь.

– Ты меня не любишь, я это знаю.

– Ошибаешься. Кого ты пытаешься в этом убедить? Если меня, то можешь не стараться. Себя? Тогда это другой разговор.

Боже…ненавижу, когда он так делает — спокойно выясняет отношения. Лучше бы орал, ну правда! Мы бы рассорились в пух и прах, и до свидания! Как с Кириллом примерно. А так…дело ведь говорит, и не поспоришь, блин! А еще…он явно никуда не собирается.

Двигается

вместе со стулом ближе ко мне, пока не оказывается сбоку. Руку не отпускает. Гладит. Потом шепчет.

– Тебе страшно, что я тебя обманываю, я прав?

Пожалуйста, замолчи…

– Дарина…

– Я запуталась, - бубню себе под нос, уставившись в тарелку, - Я не знаю, куда мне двигаться дальше.

– Ты знаешь, куда тебе двигаться, но ты этого боишься. Разные вещи.

– А у меня нет оснований?!
– психую и резко смотрю ему в глаза, - Ты мне изменил!

– И ты боишься, что это повторится.

– А нет? Я все та же девушка, которая тебя не устраивала. Вдруг…ты сейчас притворяешься, а?

– И зачем мне это?

– Не знаю!
– рычу от досады, - Бизнес? Репутация? Лицо?! Откуда мне знать?!

– Наш брак дал мне все основания быть на своем месте, девочка. Я получил и достиг все свои цели. Для "дела" мне он больше не нужен, но я здесь.

Наверно, в этом есть зерно истины…два года Ильяс крутился как белка в колесе, и даже наш разлад по нему уже не ударит. Поздно. Если бы это случилось через полгода брака — да, но сейчас? Едва ли.

– Тогда зачем ты здесь?
– еле слышно спрашиваю, он также еле уловимо усмехается.

– Говорил же: я влюблен в тебя.

– Но…почему сейчас?

– Думаю, что уже давно, просто не хотел себе признаваться в этом.

– Почему?

– Не знаю. Я к чувствам относился всегда с большим скепсисом и считал, что брак, основанный на четком договоре, гораздо крепче любых, обыкновенных союзов.

– И что поменялось?

– Я без тебя не могу. Посмотри мне в глаза и скажи, вру или нет?

Так просто. В его устах это звучит так, будто за арбузом сходить в магазин! И вместе с тем так правдиво…

Я изучаю его глаза долго, но как бы ни искала там призраки лжи — хрен мне, а не призраки. Их там нет! Он говорит правду…но…

– Я и раньше смотрела тебе в глаза и верила — это не аргумент.

– Но я тебе никогда не врал.

– Ты просто не договаривал, знаю. Черт…я так запуталась…

Жмурюсь слегка, а потом вздрагиваю. Его пальцы ложатся на мой подбородок, и я слышу…

– Тогда я помогу тебе распутаться.

На меня обрушивается самое, наверно, последнее — поцелуй. Без напора, без давления, напротив, нежный и трепетный. Он все равно меня поджигает, конечно, словно сносит с орбиты, и я по дурости хватаюсь за его пиджак грязной рукой, о чем сразу сожалению.

– О нет… - еле слышно сокрушаюсь, - Я испачкала твой пиджак, прости, пожалуйста…

Пытаюсь отстраниться, чтобы взять салфетку, но Ильяс не дает: он укладывает руку прямо на сердце, что колотится, как барабан, накрывает своей, а потом рассеянно шепчет.