Дай руку и пройдись по моей душе скальпелем
Шрифт:
Я перевела глаза на малышку, и слегка притянула ее к себе. Сейчас Машенька, полностью успокоившись, уже спала сладким сном. Улыбнувшись мужу, я отправилась в сторону кроватки. Наша маленькая дочка через пару минут уже лежала в своей постели и сопела, сжав маленький кулачок. Положив Машу, я посмотрела на мужа, и поняла, что являюсь самым счастливым человеком в этом мире, потому что рядом со мной находятся дорогие для меня люди: малютка-дочь и прекрасный супруг, которые любят меня, как никто никогда не смог бы.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПЕРВОЕ
Первое слово, сказанное ребенком, для родителей значит очень много. Да, в нем нет смысла, потому что малыш повторяет звуки за взрослыми, но ведь оно самое первое. В памяти всегда оно сохраняется отчетливо и откладывается на важную полочку в головном мозге. Это событие невозможно забыть, потому что это трогательно и важно для каждого члена семьи.
Машенька начала уже разговаривать в годик и четыре месяца, по рассказам ее бабушки. Она могла без умолку гоготать. Эта маленькая девочка, расхаживая по квартире, изучала все предметы. Бывало, ее посадят в манеж, а она встанет, обопрется на бортик, и наблюдает за всем, пальчиками показывает и как будто задает вопрос: «А что это такое?».
«Маруся очень любознательная», – говорила ее бабушка, – «растет не по годам».
Это и действительно было так, особенно когда она садилась «читать». Да, именно читать. Было интересно наблюдать, когда ранним утром, часов в восемь, Машеньку сажали на коврик игральный и давали журнал «Семь дней», а она пролистает пару страниц, посмотрит картинки, а дальше начинает отрывать кусочки от этих листов. Ой, вот умора! Она делала это с большой серьезностью и аккуратностью, как будто уже писала диссертацию.
Максим всегда умилялся этим картинам по утрам и задавал дочке вопрос: «Это ты так читаешь?», а она просто кивала ему, как будто говоря: «Пап, ты что, не видишь, что ли? Конечно, читаю. Не мешай мне, я занята.».
Она с раннего возраста была такой: серьезной, целеустремленной и твердой. Если Маше что-то не нравилось, то она сразу начинала возмущаться: плакать, обижаться и корчить рожицы. Она была такой со всеми, кроме отца. Да, звучит, наверное, странно, но именно на руках своего папы, она становилась другой: маленькой, веселой и очень энергичной. Ее серьезность исчезала, и появлялась нежность…
Все разговоры Максима с дочерью были предпосылками к произнесению ее первого слова – «папа». Наверное, каждый мужчина мечтает услышать от своего ребенка именно это – пару звуков, которые соберутся в единой целое, что отложится в памяти, как нечто иное, не похожее на все остальное.
Одно слово. Два слога. Четыре буквы. Папа.
Знаете, в современном мире очень часто дети недооценивают своих родителей, а в частности отцов. Конечно же, мамы всегда выходят на первый план. Они заботятся о своих детях, вкладывают в них больше внимания и любви, и с этим никто не спорит, ведь это и правда так. Но, задумывались Вы, что отцы любят своих детей далеко не меньше, просто проявляют свои чувства немного по-другому?
Уже несколько поколений в семьях XXI века наблюдается одна тенденция: мужчины должны работать, а женщины сидеть дома
До сознательного возраста ребенок, а особенно девочки, очень ценят внимание и любовь своего папы. Конечно же, они многого не запоминаю в детстве, в силу устройства памяти, но важно, чтобы ребенок чувствовал опору под ногами, ведь ему не так интересно, сколько денег зарабатывает его отец.
Каждый папа всегда должен с гордостью носить это звание и проносить его сквозь года, вплоть до своей смерти.
***
Наша с тобой история началась задолго до моего появления. Меня ещё не было, а ты уже очень ждал меня. Наверное, ждал так, как не ждут больше ничего и никого в целой жизни. И ты уже любил меня всем сердцем, прикладывая ухо к маминому животу. Ты знал, что у тебя родится дочь, и чувствовал, что я буду похожей на тебя, как внешне, так и внутренне. Я точно знаю, что, когда я впервые что-то закричала этому миру – ты заплакал от счастья. Да, заплакал, потому что это были первые слова в моей жизни, а ты стал свидетелем их звучания.
Мама рассказывала мне, что ты стоял под окнами роддома и что-то кричал ей, захлебываясь переполнявшими тебя чувствами. Тогда она впервые показала меня тебе, пусть даже и через окно. На улице был жуткий мороз около двадцати градусов, но ты все равно продолжал стоять, хотя твои руки уже были очень красными, в прочем, как и щеки. Ты размахивал цветами, которые нельзя было передать в палату и пел песни, которые мама не слышала, потому что окно не открывалось. А ты, зная это, все равно продолжал кричать и петь.
С детства я помню твои руки, держащие меня над кроваткой. Или как ты подбрасывал меня, кричащую от страха и восторга к самому небу. И я всегда знала, что ты поймаешь меня. Нет, я не просто знала это, я чувствовала опору под собой; силу, которая держит меня.
Именно ты был самым терпеливым и внимательным из всех моих учителей, именно ты научил любить и узнавать этот мир, особенно когда сам становился ребенком рядом со мной. Ты рассказывал о том, что такое «хорошо» и что такое «плохо». А помнишь, как я боялась учиться плавать? Ты тогда взял меня в свои руки, уложил на ладони и водил животиком по воде, говоря: «Греби! Барахтайся!», а я только смеялась, потому что мне было безумно щекотно.
Ты всегда знал, как обо мне заботиться. Ну, как знал! Старался. Когда я заболела ветрянкой, ты, чтобы поддержать меня, ставил и на себе эти зеленые точки, а потом и мне дал попробовать это сделать, а я вместо точек, рисовала на тебе маленькие рисунки, но ты не злился, а наоборот смеялся и говорил, что теперь это твоя новая татуировка. Я сбивала колени, а ты брал меня на руки и тащил на кровать, чтобы мама смогла обработать все раны, но мне становилось так больно, что я начинала плакать, а ты приговаривал, что нужно потерпеть, и дул на ссадину.