Дай умереть другим
Шрифт:
– Пусть «American Woman» споет, – потребовала Светлана. – Или лучше «Остаемся зимовать». Надеюсь, он по-русски умеет?
– Он никак не умеет, – откликнулся Зинчук с загадочной улыбкой.
– Что значит «никак»? Для чего же он тогда здесь посажен?
– Это просто манекен, радость моя. Чучело. – Зинчук засмеялся. – А инструмент представляет собой этакую компьютерную шарманку. Обычное механическое пианино. Если подойти поближе, можно увидеть, как его клавиши пляшут сами по себе.
– Забавно, – сказала Светлана, внимательно разглядывая манекен. Такой вариант мужчины ей нравился. Если
В клубном казино, куда увлек ее Зинчук из ресторана, народу тоже было немного. Ночь подходила к концу, и, хотя окна были тщательно задрапированы, чувствовалось, что снаружи вот-вот начнет рассветать. От сознания этого на лицах присутствующих лежали усталые тени. Никто не притрагивался ни к фруктам, ни к тарталеткам на подносах, ни к фужерам с шампанским, которые разносили по залу расторопные юноши с набриолиненными волосами. Пахло сигарным дымом и – самую малость – потом.
– Не желаешь побросать кости? – спросил Зинчук, подведя Светлану к столу, обтянутому зеленым сукном. Расчерченное белым, оно напоминало миниатюрное футбольное поле.
– Девушке больше понравится рулетка, – возразил негромкий баритон.
Зинчук и Светлана обернулись одновременно, но реакция обоих на неожиданного советчика оказалась совершенно разной. У Зинчука резко обозначились все его морщины и лоб заблестел от выступившей испарины. Светлана высокомерно выгнула бровь и сложила губы таким образом, как учили ее в школе моделей.
Перед ними стоял рано поседевший брюнет кавказской наружности. Ворот черной рубахи выпущен поверх белого пиджака, руки небрежно сунуты в карманы брюк. Высокий, поджарый, смуглый. Невозможно было определить, куда направлен взгляд его непроницаемо-черных зрачков. Зинчук ощущал его на своей переносице, а Светлана – ложбинкой между своими аккуратными грудками, и каждый по-своему был прав.
– Рад тебя видеть, Сосо! – воскликнул Зинчук, протягивая руку для рукопожатия. В его голосе, в его жесте, в его неуловимо изменившейся осанке угадывалось замаскированное заискивание, граничащее с раболепием.
– Я тоже рад тебя видеть, – откликнулся мужчина с не очень приличным, по мнению Светланы, именем. – Тебя и твою девушку. Какая красавица, вай!
Поскольку Сосо разговаривал без малейшего акцента, его темпераментное восклицание прозвучало как-то театрально, фальшиво. И улыбка тоже не внушала Светлане доверия. Если бы рядом с ней находился оскаленный доберман-пинчер без намордника, она чувствовала бы себя не намного увереннее.
– Пора домой, Володя, – сказала она. – Я хочу спать.
– Сначала поставь на число «двадцать два», красавица, – сказал Сосо. – Выигрыш один к двадцати четырем.
– А если проигрыш? – холодно поинтересовалась Светлана.
– Выигрыш, красавица, только выигрыш. Я за свои слова отвечаю.
– Сосо Медашвили – мой компаньон, – пояснил Зинчук, хотя его никто об этом не просил. – Мы владеем этим клубом… э-э, на паях.
– Володя, мой полноправный партнер, – согласился грузин и в подтверждение своих слов положил руку на плечо Зинчука.
Жест вполне дружеский, искренний. Но почему Светлане почудилась в нем какая-то подковырка, скрытая издевка? Может быть, потому что испарина
– Когда ты вернулся? – спросил он у своего подозрительного компаньона. – Я ничего об этом не слышал.
– Оно тебе надо? – осадил его Сосо. – Вернулся и вернулся. Теперь я снова здесь, и это главное… Верно я говорю, красавица? – Его черный глаз неуловимо подмигнул Светлане.
Оглядевшись по сторонам, она обнаружила, что посетителей в казино заметно прибавилось, и все они, как на подбор, чернявые, настороженные, молчаливые. Свирепых кавказских овчарок, ловящих каждое движение своего хозяина, вот кого они напоминали Светлане.
– Ну все, идем! – Она потянула Зинчука за рукав. – Безумно хочу спать.
– Разве я вас отпускал? – вежливо удивился Сосо.
– А с какой стати мы должны спрашивать у вас разрешения? – возмутилась Светлана. – Почему вы тут распоряжаетесь?
Супруг почему-то промолчал, а зрачки грузина превратились в две черные дыры, направленные на девушку.
– Потому что вы здесь гости, а я – хозяин, – пояснил он с каменной улыбкой. – Володя, конечно, тоже хозяин, – он ласково потрепал Зинчука по щеке. – Но у меня все же на один процент акций больше. Значит, и прав немножечко больше. На один ма-а-ахонький процентик. – Сосо показал собеседникам мизинец с невероятно длинным ногтем желтого цвета. – А потому мое слово здесь – закон.
– В этом клубе? – уточнила Светлана.
– В этом городе, красавица… Я правильно говорю, Володя?
– Да. – Зинчук вымученно улыбнулся.
Он походил на человека, у которого внезапно схватило живот. На очень немолодого человека, готового стоять перед запертой дверью туалета, сколько придется, потому что другого выхода у него нет. А его компаньон, обладавший длинным разбойничьим ногтем и дополнительным процентом акций, явно наслаждался ситуацией.
– Ты очень тихо говоришь, дорогой, – пожурил он Зинчука. – Совсем голос потерял?
Прежде чем ответить, муж Светланы был вынужден откашляться.
– Нет! – это прозвучало как сдавленный крик.
Сосо одобрительно кивнул:
– Тогда не бормочи себе под нос, а вели своей девушке не кочевряжиться. Четко и ясно. Ты же знаешь, как я не люблю, когда мне перечат, да?
– Послушайте, вы!.. – возмущенно воскликнула Светлана, но Зинчук поймал ее за запястье и сжал так крепко, словно она была маленькой девочкой, вздумавшей перебежать дорогу перед самым капотом мчащегося автомобиля.
– Это моя жена, Сосо. Мы недавно обвенчались.
– Как хорошо, слушай! – обрадовался грузин. – Тогда в рулетку поиграй ты, Володя, а я покажу твоей замечательной жене свои владения… Наши владения, ведь они немножечко твои тоже, – перебил он собравшегося что-то возразить Зинчука.
– Но, Сосо…
– Ступай, Володя, ступай! – грузин неопределенно махнул рукой и больше не глядел на Зинчука, как будто перестал видеть его в упор.
Светлана еще никогда не видела своего мужа таким понурым и несчастным и не замечала за ним привычки волочить по полу ноги, шаркая подошвами. Провожая взглядом его поникшую фигуру, она вдруг подумала, что швейцару на входе и то удалось сохранить больше достоинства, чем ее законному супругу, и отвернулась.