Дай умереть другим
Шрифт:
– Тогда мне просто кофе, – капризно сказала Светлана.
– Говорю же: свет вырубили. – Улыбка официантки сделалась весьма натянутой.
– Я не лампочку Ильича заказываю, а кофе!
Костечкин сжал запястье раздраженной спутницы и произнес:
– Девушка шутит. Ей какого-нибудь сока, понатуральнее, а мне пива.
– Еще что-нибудь? – с надеждой предположила официантка.
– Вы как тот таксист, у которого тачка заглохла, – сказал Костечкин. – Двигатель не фурычит, а он интересуется:
Официантка захлопнула блокнотик и удалилась, топая каблуками, как копытами. Было ясно, что говорливый Костечкин нажил себе врага, не слишком опасного, но постоянного. Обслуживающий персонал и соловьев баснями не кормят.
– Ну и дыра, – буркнула Светлана, когда перед ней возник высокий бокал, наполненный чем-то оранжевым, а перед ее спутником – откупоренная бутылка «Будвайзера».
– Хорошо, что перед выездом перекусили, – откликнулся Костечкин и надолго присосался к своему пиву.
Невыспавшейся Светлане надоело наблюдать за его двигающимся кадыком уже на пятой секунде.
– Послушай, – сказала она, – ты Громова давно знаешь? Что он за человек?
– Знакомы мы без году неделя, а человек он правильный. – Костечкин пристукнул бутылочным донышком об стол.
– Но кто он? – не унималась Светлана. – Семья у него есть?
– Раз у него есть дочь, то и семья имеется. Наверное.
– Наверное?
– Жена от Олега Николаевича съехала, как я понимаю, – неуверенно произнес Костечкин.
– От вас, мужиков, никогда толку не добьешься, – раздраженно фыркнула Светлана. – Сплошные предположения и догадки!
– Ну, кое-что я знаю наверняка.
– Что?
– А то, что я на дочери Олега Николаевича женюсь… Если она не будет против, конечно. И если…
Костечкин умолк, сделался пасмурным. Ведь было абсолютно неясно, чем закончится сегодняшний поход Громова и удастся ли ему вызволить Ленку и Анечку из плена. Пиво начало горчить. В кафе ощутимо запахло хлоркой.
Желая подбодрить спутника, Светлана погрозила ему пальцем:
– Ишь, какой хитрый выискался! Знатного ты себе тестя присмотрел, Андрюшенька.
– При чем здесь тесть? – смутился Костечкин. – Я не Громову собираюсь предложение делать, а его дочери. – Он просветлел лицом, оглянулся – не подслушивает ли кто? – и спросил, понизив голос: – Слушай, а правда, что женщины ушами любят?
Светлана усмехнулась:
– Угу, ушами. В которые вдевают золотые сережки с брюликами.
Настроение Костечкина опять переменилось к худшему:
– А сколько стоят эти цацки?
– Вот эти, – Светлана прикоснулась к сверкающей капельке в мочке своего уха, – тысячи на полторы потянут. Хотя, конечно, есть гораздо более дешевые.
Было такое впечатление, что Костечкин не свалился со стула лишь потому, что вовремя ухватился за пивную бутылку.
– Ни
– А хочешь, я дам тебе свои сережки? – предложила Светлана, повинуясь одному из тех благородных порывов, о которых потом жалеют. – Подаришь их своей Ленке.
– Я тебе не какой-нибудь Альфред! – возмутился Костечкин.
– Ты Коха имеешь в виду?
– Я имею в виду мужчину, который живет за счет женщин.
– А, так они альфонсами называются, а не альфредами, – засмеялась Светлана. Во-первых, сережки остались у нее в ушах. Во-вторых, не каждый день встречаешь собеседника, непосредственного, как ребенок.
– Не вижу между ними особой разницы, – проворчал Костечкин, приканчивая свое пиво… – Девушка! Ау!.. – Он уже приготовился лихо щелкнуть пальцами и потребовать добавки, когда заметил идущего через зал Громова. – Посчитайте, сколько мы вам должны, – официально сказал Костечкин материализовавшейся официантке.
– Позже посчитаете, – остановил ее Громов.
По нему было видно, что встреча с Зинчуком не увенчалась успехом. Светлана прислушалась к своим ощущениям и обнаружила, что заноза, порочно засевшая у нее в сердце с раннего утра, куда-то исчезла. Несмотря ни на что, ей ужасно не хотелось возвращаться домой.
– Напитки? Холодные закуски? – упорствовала официантка.
Может быть, ей срочно требовались новые колготы. Или деньги на лекарства для больной бабушки. Но Светлана, заметив, как девушка выпячивает грудь, стремясь привлечь внимание Громова, сделась беспощадной.
– Занимайтесь своими перегоревшими пробками и не морочьте людям головы, – отрезала она.
Громов рассеянно посмотрел на нее и закурил, швырнув пачку на стол. Создавалось такое впечатление, что воспоминания о минувшей ночи полностью вылетели из его головы. И это все при том, что у Светланы с его появлением температура моментально подскочила сразу на несколько градусов!
– Как съездили? – осторожно спросил Костечкин. Его лицо заранее выражало сочувствие.
– Впустую, – бросил Громов, почти не разжимая губ. – Твой супруг, – он бросил взгляд на Светлану, – подал мне знак, что приближаться к нему нельзя. Твой грузин очень плотно его опекает.
– Мой грузин? Ха! Он такой же мой, как и ваш!
– Помолчи! – прикрикнул Костечкин на Светлану и предположил: – А не заняться ли нам в первую очередь этими гостями из солнечной Грузии, а, Олег Николаевич? Терпеть не могу всяких абреков-чебуреков!
– Вот-вот должен позвонить Леха Каток, – проворчал Громов. – А денег у меня по-прежнему нет. Ну, перестреляю я от злости грузин, и что из того? Зинчук явился на встречу с пустыми руками, это значит, что все его денежки подгреб под себя этот, как его… – Громов досадливо поморщился.