Дайте кошке слово
Шрифт:
Червяк № 1 превратился в мотыля, червяк № 2 — в грибного комарика, червяк № 3 — в короеда, № 4 — в галлицу, № 5 — в малинного жука, № 6 — в муравья. Только червяк № 7 ни в кого не превратился. Он так и остался червяком. Он продолжает рыть землю. Он приносит пользу: за год черви с одного гектара «обрабатывают» пятьдесят тонн земли. Возможно, именно поэтому он такой довольный и выглядит так солидно. У него уже есть и потомство. Маленькие червята. Со временем червята подрастут, но и они никогда ни в кого не превратятся. Потому что червяк № 7 и есть настоящий червяк, а все остальные шесть червей
ДВЕ УЛИТКИ
Есть улитки, которые живут на деревьях. Ползет такая улитка по дереву, по зеленому листу, по ветке; голову высоко подняла, два рога торчат вверх, а два поменьше — вниз. Нижними она ощупывает, а верхними смотрит. (На конце этих рогов глаза.)
Ползет, говорите? Ну нет — плывет. Гордо задрав голову, медленно, важно, выставив вперед ногу, — плывет. Вот это походка! Вот это стать!
Ту улитку, что так свободно и красиво на дереве жила, я встретила на Кавказе.
А у нас под Москвой мне повстречалась другая. Жила она в заросшем пруду. Рядом с тем прудом дома выросли — шестиэтажные и восьмиэтажные. Люди из тех домов ходят мимо пруда и в пруд всякую всячину кидают. Окурки, очистки, отбросы. Все тут есть. И среди всего этого улитки живут. Ползают по дну. И так же гордо, задрав голову и вытянув вверх рога, — «плывут». Ощупывают все, что попадается по дороге.
А по дороге все что хочешь попадается. То попадается, что человек совсем в другое место должен бросить. А по глупости сюда бросил.
Медленно движется улитка по окурку, по апельсиновой корке, по обрывку газеты. И все рогами осматривает, потому что и у нее на рогах глаза. И раз уж лежит тут — надо изучить, что это: друг или враг?
Те улитки, что на суше живут, дышат легкими, а те, что в воде — жабрами. Но не все. Наша улитка время от времени из воды высовывается и воздух заглатывает. Она хоть в пруду живет, а тоже дышит легкими. Видно, предки ее в воду вернулись: тянуло их в родную стихию.
Человека ведь тогда еще не было. А уж окурков да газет — и подавно. Так что в воде очень хорошо было жить.
ВО ДВОРЕ
Во дворе ходит птица. Она не похожа на тех, что прыгают рядом. Те прыгают, а она ходит. А рядом вот кто: голуби и воробьи.
У голубей головка маленькая, тело как будто вылеплено из глины — словно голубь не птица, а статуэтка.
Ну а воробьи — те только и знают что прыгают. Скок, скок, прыг, прыг возле голубей. Вроде бы и не воруют у них, вроде бы и не прихлебатели, а просто рост подвел. А так бы воробей — серьезная была птица. Деловая.
Но та птица, о которой я начала рассказ, совсем на них не похожа.
Она будто ученый среди них, обыкновенных птиц. Голова большая, клюв вытянут,
И голуби, видно, это тоже понимают. Выстроились за чужеродной птицей гуськом и прыгают за ней — любопытство их одолевает.
Но не до них этой птице. Уж что с этой птицей, не знаю, а только летать, по-моему, она не очень-то способна. То ли крыло у нее подбито, то ли в каких-то особых условиях выросла. Может, действительно ученая? Может, у человека жила, по-человечьи говорить умеет, поэтому и ходит с умным видом?
Вот птица поближе к дому направилась, голуби да воробьи за ней цепочкой — словно ее шлейф несут. Серая ворона этому не противится.
Но тут голуби да воробьи вспорхнули — и нет их. Дело в том, что из подвала появилась кошка. Вышла вроде бы посмотреть, что тут делается. А на самом деле давно знает, что здесь происходит. На морде это у нее написано. Морда у кошки круглая, хитрая, кошка глаза жмурит. Будто и не торопится. Будто птице фору дает, поскольку та, видно, не совсем в норме. И вот это обстоятельство больше всего кошку забавляет: что, мол, делать, серая ворона, будешь, давай посмотрим?
И кошка тихо с лапки на лапку переступает, крадется.
Птица все, конечно же, понимает: свое положение и удовольствие кошачье. И опасность, и безвыходность, но и сила птичья, достоинство — в ней сидят.
Взмахнула крыльями раз, другой, с усилием, тяжело… без птичьей легкости в полете. А все-таки она уже не рядом с кошкой. Все же на дороге оказалась. Где люди ходят. И я стою. Люди сочувствуют: видно, больная серая ворона.
Кошка красться перестала, посмотрела снисходительно: что, мол, так и есть — не летун ты. Отвернулась и пошла к подвалу, словно желая показать, что не нужна ей вовсе наша птичка, а так просто, припугнуть ее хотела да выяснить, кто это появился у них во дворе?
Но серая ворона испугана. И уже на земле находиться не хочет больше. Еще несколько взмахов, таких же тяжелых, таких же трудных, — и птица исчезла. То ли на балкон села, то ли еще где спряталась.
Долго я ждала, что птица снова появится. Но не дождалась.
А дома рассказала, как во дворе больная ворона, спасаясь от кошки, на дорогу вышла — под защиту людей. Конечно же, мне не поверили. Да и сама я стала сомневаться. Мало ли что привидится при желании.
Однако вот что я прочитала в книге: «Вороновых считают венцом эволюции птиц. Серые вороны благодаря своему высокому интеллекту умеют, используя свой личный опыт, правильно ориентироваться в сложнейших ситуациях».
Значит, можно верить глазам своим.
ПЕВЕЦ
Я давно слышала о нем. Вернее, я даже знала его. И так как он был первой и единственной птичкой в моей жизни, то и произвел на меня сильное впечатление. Мне казалось, что это желтенькое тельце, эти умные глаза, эта трогательная головка маленькие по недоразумению. И птичкой называется тоже по какому-то непонятному стечению обстоятельств. А на самом деле это что-то удивительно разумное. Звали его Ванечка.