Дайте шанс! Трилогия
Шрифт:
Два часа или чуть дольше и обессиленные лекари покидали усадьбу, а я отправлялся спать для того, чтобы к вечеру восстановиться и провести самостоятельную тренировку на спортплощадке. На этих занятиях я в основном оттачивал удары. Потом наступал ужин, и я снова занимался иллюзиями.
В дверь постучали. Мое очередное вечернее занятие по созданию картинок прервала гувернантка Прасковья.
– Зашла напомнить, завтра к обеду все возвращаются.
– Да, знаю. Отец еще вчера звонил.
Прасковья нахмурилась.
– Васька еще звонил. Сказал, Федор Гордеевич
– И чего?
– Чего-чего, ругаться будет! Вот чего!
– Понятно, – ответил я без особого интереса.
Если бы хотел ругаться, дед приехал в медицинский центр, когда я там лечился. А спустя месяц это уже не ругань. Так, чисто ворчание будет.
Гувернантка вышла, и зазвонил смартфон. На экране вспыхнуло имя абонента – Эмили.
– Ну все, теперь нас трое. Встретили Сёму, – раздался бодрый голос девушки на фоне шума толпы.
Эмили и Ева сбежали из «Передовой» в тот же день. Им и придумывать особо ничего не пришлось. Всем вернувшимся с дотов дали грамоты, увольнительные на трое суток и по сто рублей. Вот они сразу и смылись в Москву.
Эмили пока не определилась, что ей делать в столице. Зато Ева нашла чем заняться. Она успела поступить в медицинское училище для осветленных. Правда, по очередным фиктивным документам. Так понял, это потому что у нее не было аттестата. То есть Ева даже не окончила школу.
– Как Сёма? – спросил я, хоть уже и знал, что в плане здоровья с ним все в порядке. Это если не считать внешность, поврежденные голосовые связки, ну и душевное состояние.
– Могло быть и хуже, – понизила голос до шепота Эмили. – В министерстве обороны его поставили на очередь. В лучшем случае до него доберутся лет через двадцать. В первую очередь квоты дают недееспособным и с ограниченными способностями. То есть тем, на кого распространяются пенсии. А Сёме инвалидность не дали. Сказали, руки-ноги есть – не положено. Завтра поедем по частным клиникам. Узнаем что по чем.
– Мне кажется, в Перми ему пластика обойдется дешевле.
– Да у него вообще нет денег. Он надеется тут заработать. Но я даже не знаю. Ты бы его видел – это тихий ужас. Сёме приходится ходить в маске. И с работой тут не очень. Платят конечно выше, чем в Перми, но попробуй устроиться. Везде требуют рекомендации. Без них возьмут, только если будет подходящая способность. А с его способностью он тут никому не нужен. Да и я со своими бесшумными взрывами.
– Ну почему же, пусть даст объявления. Скажем, у кого-то торжество и нужна хорошая погода. И тебе можно что-то придумать. Типа заниматься взрывами каких-нибудь построек под снос или еще что-то в этом роде. Нужно просто хорошенько подумать.
– Скорее на меня выйдет криминал, чем появится стоящее предложение, – с тяжестью вздохнула она. – Ну а ты скоро приедешь?
– Ориентировочно собирался выезжать дня через три-четыре.
– Ладно, наш автобус подошел. Тебе привет от Сёмы и Евы. Ждем тебя с нетерпением.
Разговор закончился на не очень оптимистической ноте. В ее голосе я почувствовал падение настроения. Это у нее уже неделю длится. И все из-за работы.
В отличие от Эмили, с которой мы общались почти ежедневно, с Евой я за это время пообщался всего пару раз. Сообщения она вообще перестала слать. Она конечно поняла, что зря погорячилась с обвинениями. Сама потом позвонила и извинилась. Вот только после ее гневного сообщения между нами, как будто пробежала черная кошка. Она стала сторониться, а я сближение пока отложил. Когда попаду в Москву и с ней встречусь, в разговоре с глазу на глаз оно лучше получится.
Но столица будет потом. Сейчас передо мной стояла другая задача. Поэтому убрал смартфон и продолжить занятия с иллюзиями.
На этот раз я представлял автомобиль. Мне хотелось материализовать его, а потом попробовать поездить на нем по усадьбе. Для этого я себе и журнал заказал тематический, посвященный спорт карам. Выбрал один из них и теперь его прорабатывал.
Однако после телефонного разговора, в голову полезло другое. Вспомнился Семён и его дефекты лица. С живыми людьми я еще не пробовал материализацию.
Прошел в ванную комнату, встал перед зеркалом. Примерять на себе чье-то лицо – лишняя трата сил. Пока важен сам факт: получится или нет. Я попытался изменить картинку собственного лица.
В отражении увеличился нос, глаза, со светлого на темный поменялись волосы. Получилось откровенно не очень, но я особо и не старался.
От иллюзии я перешел к материализации.
При создании ледяных глыб от них чувствовался холод. При появлении огня – жар. Понять, получился камень или нет, со стороны невозможно. Всегда требовалось его пощупать. Вот и теперь, при материализации нового лица пришлось его коснуться, потому как я совсем не почувствовал изменений.
Увеличенный в размере нос оказался вот прямо родным. Как будто я с ним родился. Специально его подергал, глубоко повздыхал. Ощущения передавались абсолютно естественные.
В этот момент пришла новая мысль.
А что, если сделать себя вообще невидимым?
Вот только оставалось непонятным, к чему привязывать невидимость: к иллюзиям или материализации.
Придал лицу прежний вид и начал с первого.
Сразу засада. Появиться чему-то новому или измениться имеющемуся – проблем нет, оно появлялось и требовало концентрации на самом объекте иллюзии. В данном случае на месте меня появлялось светлое пятно. Его требовалось как бы закрасить.
В зеркальном отражении задним фоном служила кафельная плитка. Вот ее-то и пришлось додумывать, чтобы окончательно скрыться.
Зато с материализацией, точнее, с дематериализацией получилось сразу и без лишних проблем. Я исчез полностью. Даже сам не мог разглядеть собственного тела, хотя продолжал его чувствовать так же.
В этот момент начала наваливаться усталость.
От стольких тренировок со Светом я уже научился определять его полноту. После дневного сна я к вечеру восстановился примерно на две третьих. Теперь же сил у меня осталось на четверть.