Дайте стройбату оружие
Шрифт:
Пошли мы в Приглово. Осветили фашисты нас ракетами, и опять все войско разбежалось. Остался комиссар и ещё человек двадцать. Пошли мы с комиссаром собирать наше войско и собрали к утру аж сто двадцать бойцов Красной армии. И сказал комиссар, что решил он вести нас к немцу в тыл, организоваться. Слово такое мудрёноеввернул. Толком мы не поняли, что это значит, но раз сказал комиссар, что нужно идти организовываться, то мы и пошли.
По пути встретили штабных офицеров, писарей и ещё человек сорок с ними. Не поверите, товарищ генерал, но радость
Промаялись мы в лесу пять дней. Решили, что немец успокоился и снова на прорыв пошли. И опять не прорвались. Полковник Светличный из лесу сбежал. Прочитал листовку, что немцы с самолётов кидают про то, как в плен нужно сдаваться и побежал к немцам. Вроде и командир, и грамотный, и партейный, а гадом оказался.Стал главным над нами и над 134-й дивизией наш комиссар, а помошником у него подполковник Белявский.
И сказал комиссар, что коль не получается за реку, к своим, идти, то станем мы теперь все одной общей "Лесной дивизией". Озадачил, не прорываться, а уйти дальше на запад и бить немца в его тылу. Только немцы раньше решили нас побить и послали 3 броневика в наш лес.
Один мы подбили пушкой, а два уехали не битые. Тогда немцы пошли не нас целым батальоном, а нас в пять раз больше, чем них. Как дали мы им "прикурить", так они и побежали из лесу, а мы ещё дальше в лес ушли.
Вот сейчас, товарищ генерал, вспоминаю я ту первую ночь, когда пошли на прорыв. Осветили нас немцыракетами. Комиссар кричит: "Делай, что я!" И лег на землю. Легли. Пошли дальше. Снова ракеты. Снова команда комиссара "Ложись!" Оглянулся я. Все бегут обратно в лес. Поднял комиссар гранату: "Стой! Гранатой сейчас!" Никто и не оглянулся. Тут его ярость взяла: "Ну" - говорит - "я из вас сделаю героев, сукины дети...". И сделал...
31 июля принял комиссар решение разбить "Лесную дивизию" на пять отрядов, отряды на роты, организовал штаб, создал политотдел, назначил командиров и комиссаров частей. Прокуратуру устроил и партийный отделзавёл.
Поставил перед командирами и комиссарами задачу - ни о каком прорыве не говорить, активно бить врага в тылу. Приказал всем надеть петлицы, нарисовать или вышить знаки различия. Требовал строго отдания чести. За малейшее нарушение арестовывал на несколько суток строгого ареста, по уставу хлеб и вода, но так как хлеба не было, то, значит, сидели на воде. Действовало. Одного сержанта приказал расстрелять, который схватил в лесукрестьянку, сначала за груди, потом за горло и под юбку к ней полез.
Сперва не мылись, не брились. А комиссар требовал от всех чистоты и сам брился и мылся до утомления.
Ели мясо без соли и без хлеба, а раненым всё лучшее. Семьдесят человек тяжелораненых было и всех вылечили, всех выходили.
Приучал комиссар к бою. Приказывал ловить связистов. Резали мы телефонный провод и прятались. Приходил связист, а мы ему кляп в рот пихнём, руки скрутим и волокём в свой лагерь. Из каждого бойца воспитывалхраброго человека.
Для проверки дал задание четырем командирам и двум политрукам задержать грузовик на шоссе. Пришли ни с чем. "Я вас сейчас расстреляю. Эй, дайте ка мне сюда ручной пулемет". Стоят проштрафившиеся командиры и политруки бледные, колени трясутся, и пот с них льется. В последнюю минуту спрашивает комиссар: "А может быть, послужите Родине?". Замечательно послужили. Опять пошли к дороге и уже вечером разбили грузовик и броневик, и нет после этого, у нас в дивизии более надёжных людей.
Для всех бойцов всё начиналось с мелочей: напасть на отдельного мотоциклиста, взять пленного. И сразу поднялся дух, когда захватили двух мотоциклистов и мотоциклы их притащили к нам. Вообще-то это пустяк, ведьво время езды по дороге, и тот кто рулит, и тот, кто сзади сидит и за ручку двумя руками держится - не бойцы, а который в коляске располагается - не может хорошо прицелиться, но какие они страшные, пока не битые. Начали наши красноармейцы на задания на мотоциклах ездить и сами себя зауважали. Всем мотоциклов захотелось. Настоящая охота на мотоциклистов началась и это подняло боевой дух.
Отряд лейтенанта Гринюка дрался с 11 мотоциклистами и обратил их в бегство. После этого дела, дух бойцов сильно укрепился. Затем еще захватили 12 мотоциклов, 8 пленных, 2 штабных машины, подбили один танк, 2 бронемашины и произвели нападение на штаб немецкого полка.
Когда отбили за раз, 20 мотоциклов и бронемашину, никто и не удивился. Все давно поняли, что немца нужно и можно бить.
Затем уж пошли мы, всем скопом, на крупную операцию: напали на 70 машин. Выждали большую колонну иоткрыли огонь из пушек. Пехота немецкая драпанула. А артиллерия начала по нашим пушкам стрелять. Однако, не разбежались наши пушкари и стреляли, пока не разбили немецкие пушки. В той колонне было почти восемьсот немцев, минометная батарея и пушки.
А мы от них не побежали. Мы их побили. Вот такая у нас сейчас "Лесная дивизия" и такой у нас командир и комиссар в одном человеке.
... Я смотрел на "деревенского Ваньку" в аккуратно - заштопанной гимнастёрке, вспоминал его рассказ о комиссаре Шляпине и утренний рассказ лейтенанта о генерале Честохвалове.
Я невольно сравнивал себя с ними и осознавал, что я и Честохвалов - карты одной потрёпанной довоенной колоды, но мы воюем не так, как надо. А вот "Шляпины" и "Стрельбицкие" не расходуют солдат понапрасну. Они собственным примером воспитывают солдат и готовят их к серьёзным делам. Они готовы умереть вместе со своими солдатами.