Дайвер
Шрифт:
– Сейчас у меня предприятие по производству светодиодных светильников. Там прокололся на неуплате налогов и заехал в СИЗО. Я на самом деле рад, что работаю по специальности. Пусть говорят, что в стране хорошо зарабатывают продажники да айтишники, – свое производство инженеру приносит хорошие деньги, сотрудники тоже зарабатывают неплохо. Произвожу светильники – товар стратегический, без света никуда, продаю по всей России.
– А Илья Николаевич как, Ольга Петровна? – Ромка часто бывал у нас дома и прекрасно знал моих родителей.
– На пенсии. Как всегда, наставляют на путь истинный. В жизненном плане меня, конечно, стараются понять, но с трудом. Правильно ты вспомнил, мои всегда говорят: «Есть такое слово – «надо»!»
Я действительно не унывал и не отчаивался, рассматривая происходящее под углом урока, новой точки, с которой можно стартовать, развивать духовную жизнь и жизнь душевную, поле своих увлечений: «Но пока мне рот не забили глиной, из него раздаваться будет лишь благодарность», – по Бродскому.
Разговор шел вокруг глобальных тем, поэтому я не успел подробно рассказать Джазу о главной своей страсти, дайвинге, и о главной мечте, сформировавшейся за эти два месяца в хате. Ряды двухэтажных металлических шконок, серые одеяла, однообразные разговоры, постоянные вялые конфликты – люди и стены здесь словно пытались изменить мое сознание до уровня 2D. Ты – лишь набросок, ты движешься по плоскости. Завтра – то же, что вчера. Но душа рвалась ввысь и вглубь. К духовному и к дайверскому, кстати, тоже: несколько лет назад я как инструктор успел открыть дайвинг-центр, единственный в городе. Вместо разглядывания потолка я закрывал глаза и бесконечно двигался под водой то возле черепах вдоль острова Сипадан, то вокруг подводной статуи Иисуса Христа на Мальте, то внутри стаи мант на Мальдивах.
Эти метафорические погружения – а у меня за плечами сотни реальных – дарили душевные силы. Мало-помалу начала появляться мечта: перейти на технический дайвинг с любительского, рекреационного, в котором я давно стал профи. Там, на максимально возможных глубинах за сотню метров, я узнаю подлинные возможности моего тела и моей души! Часами перебирая воспоминания и планы, я твердо решил: лучшее место для такого погружения – таинственный, мистический Блю Хол. Легендарное кладбище сотен дайверов в Египте, прекрасное и ужасное. Лучшее место для обучения дайверов: интересное для рекреационных погружений, опасное и притягательное для технодайверов. А я пойду к месту гибели Барбары Диллинджер, на сто четырнадцать метров. Молодая девушка из Голландии навсегда осталась там, став еще одним призраком самого известного в мире дайверского кладбища. Я же с моим опытом – выживу и начну свою новую жизненную эпоху!..
Голос Джаза, внезапно задрожавший в предутреннем сумраке, вырвал меня из глубины мыслей, с самой фиолетовой мглы морского дна возле Дахаба:
– Знаешь, с наркотиками перестаешь ценить жизнь. Мне в общем-то плевать на Черепа, я за себя не боюсь. Но Викуся одна не выживет… Даже сейчас – ну как, как она выживает?.. Не знаю, что делать…
– Я знаю, – взял я его за плечо. Мысли благодаря воспоминаниям и мечтам прояснились, как-то омылись, даже в камере будто повеяло свежестью. – За три дня я тебя не вытащу, но как выйду – сделаю все возможное. Тебе надо в ШИЗО.
– Куда? – поднял на меня удивленные глаза Ромка.
– Штрафной изолятор. Там хреново, но это твоя единственная возможность. Предлагаю вот что…
Утром загремели ключи, сначала из камеры вывалилась дверца кормушки [28] с традиционным металлическим скрипом, а затем почувствовался тухловатый запах от бидона баланды. Заключенный из поваров под присмотром вохровца разливал ее по мискам и передавал в руки каждому зэку через окно в дверцы. Когда дошла очередь до Ромки, тот, понюхав налитое, сделал лицо оскорбленного общественника и громко произнес:
28
Кормушка (жарг.) –
– Что за г**** вы тут людям даете?! – и выплеснул содержимое миски в лицо баландёру [29] .
Несмотря на то, что сцена была нами заранее подготовлена, я не ожидал такого феерического исполнения. Талантище!
В суд меня выводили одновременно с Джазом, которого вели в ШИЗО.
ГЛАВА 3
«Свобода, свобода – так много, так мало…»
Я был освобожден прямо в зале суда, дело закрыли, сняв с меня все обвинения. Юра, вопреки Мишаниным лжепророческим шуткам, языком не треплет. Во время заседания меня успокаивал его холодно-отстраненный и, как всегда, уверенный в себе вид: роговая оправа очков без диоптрий, надетых для образа; идеально сидящий костюм сизого цвета; модный узкий галстук. Воплощенный профессионализм. Лара сидела в первом ряду – ухоженная, в синем брючном костюме, который ей очень шел, она периодически перегибалась к месту адвоката и что-то шептала Юре на ухо, откидывая волосы таким знакомым мне жестом… В тюрьме я недоумевал и даже злился, почему она приходила на разрешенные свидания редко, но, только увидев ее, разволновался как мальчишка… Казалось, даже из клетки почувствовал знакомый аромат J’adore! Несмотря на спокойную позу, в которой Лара сидела на протяжении всего заседания, она прослезилась при оглашении решения суда – наверно, очень переживала. Когда я подошел, жена дала себя обнять, склонив голову мне на плечо, а я испытывал все ощущения с невероятной резкостью: запах духов Лары, гладкость ее длинных темных волос под рукой, шум голосов выходящих людей… Свобода!
29
Баландёр (жарг.) – арестант, прикрепленный к хозблоку и разносящий по камерам тюремную баланду (еду).
– Ты весь прокурен, не прижимай меня так сильно, а то и я провоняю. Запах ужасный! Давай дома.
– Господи, Лара! Умничка! Если бы не ты, продолжал бы сидеть и дальше.
– Поздравляю вас обоих! Лариса действительно молодец, – подхватил незаметно подошедший Юра. – Все-таки решилась продать недвижимость, записанную на нее, и закрыла твои долги по налогам. Все четко сделала.
– Видишь? Цени меня! Ты никогда не замечаешь, какая я у тебя хорошая.
– Лара, тюрьма заставила меня прозреть.
– Егор, ты не изменился! – то ли досадливо, то ли шутливо оттолкнула она меня. – Идем?
– Я не шучу. Люблю тебя. Наговоримся еще, ты подожди в машине, я Юре скажу по делу пару слов.
– Ну какие дела у близких людей? Юра, поедем к нам, выпьем все вместе? – Лариса прямо сверкнула глазами на нас обоих, но друг, конечно, отказался, понимая меня: первый день «разрешения столь долгого поста».
Лариса многообещающе провела рукой по моей груди и ушла. Я бы, конечно, ни на минуту не задержался в душном коридоре суда, но Джаза надо было выручать. Сидя на порванной, еще совдеповской скамье, я немедля начал:
– Помнишь Ромку? Ну он меня еще на льдинах в школе спас? Дружили-то все?
– А-а-а-а, этого? Героя? – поморщился Юра.
– Ну да. Так он и правда молодец. Тусили всем классом, а мы с тобой к нему еще ходили пластинки слушать… Так вот он сейчас со мной в камере был.
И я коротко описал ситуацию с Ромкой, попросив сделать все, что было в силах адвоката.
– Выходит, дело срочное. Ну ладно, придется постараться, что ж поделать, – похоже, Юра растерялся, не знал, что ответить, но отказать мне не решился.