Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды
Шрифт:
Ярополк Изяславич бился расчётливо, скупо отвечая ударом на удар, валя одного полочанина за другим. Смоленская дружина, окольчуженная и ободрённая тем, что их князь с ними, стала главной опорой левого крыла киевской рати. Под ударом полоцкой конницы сбились в плотный кулак, ощетиненный стальными жалами и лёзами, свирепо огрызались, и об их щиты запнулся разбег самого полоцкого оборотня. Замялась конная рать, увязла в густой кровавой толчее.
Смоленский князь, хоть и совсем юноша, не намного старше своего двоюродника Мономаха, не был новичком в ратном деле — доводилось
Ходил он и в шестилетней давности поход на торков, который до сих пор помнили на Руси.
Теперь помнить не будут, подумалось ему в самом начале сегодняшней битвы. И то сказать — тот поход почти что без крови обошёлся, а сегодня бескровно дело не решить. Без своей крови, русской!
До сих пор в таком жарком и большом деле смоленскому князю бывать не доводилось.
Однако вёл себя Ярополк на удивление хорошо — спокойно и хладнокровно, словно и не в бою был, а на работе какой — на сенокосе, скажем, альбо там на жатве. Уже несколько раз ловил на себе молодой князь одобрительные взгляды своего дружинного старшого, ростовского словена, гридня Удачи.
На него-то и вынесло голову кривской конницы. Ярополк мечтал встретиться в бою с самим Всеславом. Убить новоявленного языческого мессию! Избавить отца от назойливого изгоя, всю Русь от головной боли, помстить за братнее бегство из Новгорода!
Не свезло в том Ярополку. Всеслав мелькнул где-то вдалеке и пропал, унесённый от него стремительным конным боем, а на князя выскочил какой-то полоцкий юнец с восторгом в глазах, и с вьющимся по зимнему ветру тёмно-русым чупруном — даже и шелом где-то потерял в пылу-то боя!
Смоленский князь легко отбил летящий ему в голову клинок, ударил в открывшийся бок. Меч скрежетнул по кольчуге, упруго вздрогнул, погружаясь в тело — есть! Ярополк легко перехватил поводья шарахнувшегося было коня, вскочил в освободившееся седло. Большого значения в том, чтобы биться именно в пешем строю, теперь не было — битва всё больше рассыпалась на отдельный схватки, распадалась мелкими очагами, в которых бой обретал тем большее ожесточение — уже и ножами резались!
Чего и иного было ожидать, когда поединок новогородского кметя и полоцкого гридня закончился кровавой жертвой Перуну? Большую жатву пожнёт ныне грозный бог войны, — мелькнула невольная мысль, недостойная христианского князя.
Ярополк мотнул головой, отбил разом два устремлённых на него копейных рожна и встретился с иным полочанином. Это уже был не юноша, не мальчишка младше самого Ярополка, это вояка бывалый. Должно быть и у Плескова в прошлом году ратился, и на Черехе бился!
Сшиблись мечи, пропели песню славы Перуну.
И понял Ярополк Изяславич, что сильна будет его удача, если сумеет он вырваться из этого боя живым.
Витко вначале даже поморщился, видя, как молод парень, которого ему принесло под меч. Но тут же заметил золочёный шелом и княжье алое корзно — никак на кого-то из княжичей Ярославля рода вывела его Перунова воля!
Изяславичи ли —
Глеб ли Святославич?!
Альбо Всеволодич Владимир, по назвищу Мономах?
Давно уже не было в словенских воинах старинного суеверного страха перед княжьей кровью, что сродни крови богов, страха, смешанного с почтением, страха, который мог бы даже в разгар битвы бросить воспалённых жаждой чужой крови воинов на колени перед вражьим князем, даже если они были вооружены до зубов, а он почти безоружен!
Даже у тех не было, кто не изменил родной вере в родных богов, не ломал поклоны перед иконами греческого альбо уже и своего, русского письма.
Хотя князей и до сих пор убивали крайне редко.
Теперь вражий князь был достойной добычей, честью для пленившего!
Воспрял гридень.
Но бился княжич хорошо, сильно бился!
Завертелся бой, завертелись опричь друг друга полоцкий гридень и княжич, звеня сталью.
Тот и другой — с малолетства в седле, тот и другой — в четыре лета прошли подстягу, тот и другой — прошли суровую школу войского воспитания. И если Витко был старше, а стало быть — опытнее, то Ярополк — умелее, с ним, как с княжичем, больше занимались!
Не мог опыт осилить умение, не могло и умение одолеть опыт.
Им помешали.
Несколько кметей из Ярополчей дружины, видя грозящую князю опасность, влезли в бой, окружая Витко и наседая на него со всех сторон. Гридень завертелся, отбивая клинки.
— Не трогать! — крикнул задорно Ярополк Изяславич, закусив губу и подгоняя коня небольшими остро отточенными острогами на каблуках сапог. — Не троньте его, он мой!
Надо же было князю победить в поединке, хоть и неоднократно окровавил сталь за время боя Ярополк.
Куда там! Кмети насели на Витко так, что к нему на помощь уже мчались его товарищи полочане.
Ну уж нет!
Ярополк Изяславич наддал и налетел на полоцкого гридня, проскочив через собственных кметей, меч жадно метнулся к горлу Витко. Гридень отбил удар краем щита, а вот Ярополк не поберёгся, не успел вздёрнуть левую руку и щитом прикрыться. Полоцкий меч рванул кольчужное плетение на левом плече, руку рвануло болью, пальцы разжались сами собой, роняя щит. На короткий, равный едва только взмаху ресниц, миг Ярополк пожалел о собственной горячности, приведшей его под полоцкую сталь. Но кмети насели снова и Витко, рыча сквозь зубы, словно отведавший крови зверь, которому не дали догрызть его драгоценную добычу, вырвался, отбиваясь мечом направо и налево, отлетел под защиту своих полочан.
Ярополка же свои собственные кмети оттеснили назад, без всяких церемоний схватив под уздцы княжьего коня — уж они-то отлично знали, какая кара им грозит, если по их недосмотру Ярополка Изяславича срубит какой-нибудь чрезмерно удалой полоцкий гридень. Стащили с коня с увещеваниями и уговорами. Смоленский князь в ответ только шипел от боли и мотал головой, зажимая рану на левом плече. Хоть и неглубоко вспорол его плоть меч полоцкого гридня, а только рана была длинной, и крови натекло немало, пачкая крытый рытым голубым бархатом стегач смоленского князя.