Даже если ты уйдешь
Шрифт:
– Лёва, - предостерегающе произнесла Эсми.
– Пообещай.
– Хорошо, - все-таки сдался.
– Только ты смотри, Эсми, к рождению детей чтоб поправилась, да?
– Да, Лёва. Я очень постараюсь, - голос ее дрогнул.
***
Каждую новую химию Эсми переносила тяжелее предыдущей. Эта была уже третьей, а врач предупредил, что самой сложной будет четвертая, красная. После процедуры, Муслим забрал ее домой и вновь вместе с ней прошел все круги ада, несколько дней не отходя от нее. В это время вместо него работал другой врач, которого Муслим взял на работу, чтобы разгрузить себя и быть рядом
На пятый день она всё ещё была слаба. Шторы в комнате были задернуты и она лежала с закрытыми глазами, находясь где-то между сном и бодрствованием. Затылок тянуло, тошнота не проходила, а разомкнуть веки оказалось той еще задачей. На несколько минут Эсми провалилась в сон, а когда начала пробуждаться, почувствовала, как кто-то сжимает ее пальцы. Руки эти были нежные, мягкие, теплые, тогда как у самой Эсми кожа стала сухой.
Облизнув губы, она с трудом повернула голову и приоткрыла глаза. На нее в упор смотрела Софья. Поджав губы и блокируя слезы, она положила ладонь на холодный лоб сестры и прошептала:
– Привет.
– Привет, - сипло отозвалась Эсми.
– Кто проболтался?
– Лев.
– Я же просила, - хмыкнула она слабо.
– Левушка не виноват, - всхлипнула она.
– Я прижала его, и он раскололся....на первом же допросе. Почему ты не сказала?
– Не хотела, чтобы ты расстроилась. Видишь, ты плачешь. Тебе нельзя волноваться. Ты должна выносить и родить.
Только сейчас Эсми скользнула взглядом по сестре и заметила округлый животик. Это было прекрасно и волнительно.
– Ты уже знаешь, кто там?
– спросила Эсмигюль.
– Девочки, - Софья прижала руку к животу.
– Девочки, - повторила сестра и улыбнулась.
– Сёстры…как мы с тобой.
– Да, - Соня повернула голову, чтобы Эсми не увидела ее лица.
– Точно как мы с тобой.
– Не плачь, Сонечка. Я хочу, чтобы ты знала, что несмотря на то, что в нас не течет одна кровь, ты мне роднее и ближе всех.
– Ты тоже…
– Расскажи мне что-нибудь хорошее, - слабо улыбнулась она.
– Как там Кеша?
– Кеша…ну как может быть этот паскудник?
– тихо засмеялась Софья.
– К нему теперь кошки ходят. Свиданки ему устраиваю, потому что ему надо. А Лёва бесится. Говорит, что чувствует себя кошачьим сутенером.
Эсми тоже хотела посмеяться, но получилось как-то по-дурацки и криво.
– Кеша. Может, мне тоже кота завести?
– проговорила она.
– Лучше кошку. Породистую. Может, сведем их вместе? Так хоть постоянная баба у него будет. А то от этого блядуна у меня одни расстройства, - Софья вновь сжала пальцы сестры и та, хоть и слабо, но сделала тоже самое.
– Поживем - увидим, - ответила Эсмигюль и улыбнулась.
– Война план покажет.
Глава 36. Мой свет
Останусь пеплом на губах
Останусь пламенем в глазах
В
Останусь снегом на щеке
Останусь светом вдалеке
Я для тебя останусь - светом
Песня группы “Город 312”
Приближался день четвертой химии - красной - самой сильной и самой токсичной из всех. Эсми с Муслимом уже изучили вопрос и поняли, что она хуже переносится и чаще вызывает осложнения. Хотя…куда же еще хуже. Полночи до процедуры она не спала, потому что, как говорится, ожидание смерти страшнее самой смерти. Эсми провела эти несколько часов словно узница перед казнью. И всё это время думала и гадала - выдержит ли.
В последние дни снился еще один и тот же кошмар, будто она взобралась на вишневое дерево в саду бабушки и дедушки, а спуститься не может. Смотрит вниз - а там все ее любимые: дети, Муслим, родители, брат. Они зовут ее, тянут к ней руки, а она боится слезать и просит лестницу. А они смеются над ней и говорят, что она и так сможет. Эсми ставит ногу на ствол, но он внезапно ломается и она, не удержавшись падает, но замирает в полете. Ничего не чувствует - ни боли, ни страданий, ни страха. Ничего. Она просто застряла между небом и землей.
Процедура выпала на субботу. Так как у детей была пятидневка, Эсми с Муслимом решили отправить их к родителям, но потом Севиль предложила забрать их на выходные и отвлечь. В последнее время она часто приглашала Руфата и Ситору к себе, в большой дом. Дружба между двойняшками и Лейли только крепла, а сама Севиль стала время от времени звонить Эсми, чтобы узнать, не нужно ли ей что-то В тот день они с дочерью сами приехали за Руфиком и Ситорой, оставив младших детей с Эльчином. Собрав всю волю в кулак и показывая домочадцам, что с ней все хорошо, Эсми хлопотала на кухне, собирая гостинцы - свежую заморозку и готовые пироги, что привезли из цеха ни свет ни заря. В комнату вошла бывшая жена Муслима.
– Эсми, ну что беспокоишься?! У нас всё есть, - сказала она, встав у нее за спиной.
– Нет-нет, это не беспокойство. Это благодарность, - бросила она через плечо, упаковывая все в большой пакет.
– Ну хорошо, раз ты так хочешь.
Севиль подошла ближе, повернулась и облокотилась о столешницу.
– Как ты?
– С переменным успехом, - Эсми кривовато улыбнулась.
– Бывают хорошие дни, бывают плохие.
– Ты всегда можешь обратиться ко мне. Всё, что нужно, - сказала неожиданно Севиль.
– Ты и так много делаешь. Впервые вижу, чтобы бывшие супруги так адекватно себя вели после развода. Любовница моего мужа заявила на меня в полицию, когда я ей космы повыдергивала. Потом он на ней женился.
– Ужас какой, - поморщилась женщина.
– Угу. Только они быстро развелись. Не вывез он ее. Или она его, - вздохнула она.
– Звонил недавно, узнал от детей, что я заболела. Предлагал помочь, детей хотел забрать на ночевку. Но они сами отказались - все еще не привыкли, что у них есть отец. Он же долго не появлялся. А теперь дети сами больше к Муслиму тянутся, советуются с ним. Для меня это удивительно.