Даже вампиры хандрят
Шрифт:
— Не, серьезно — больше боли, хорошей боли, но если ты продолжишь меня так гладить, я не уверен, что продержусь.
Я отпустила его пенис и пару раз моргнула, прежде чем сказать:
— Хм. Шутишь. Поцелуй меня.
Его глаза осветились смесью юмора и возбуждения.
— Что ты думаешь о ролевых играх? Обычно я предпочитаю доминировать, но если хочешь, думаю, я смогу уступить эту роль тебе.
Прикосновение его рта к моему послало сквозь меня знакомую дрожь удовольствия, усиливая предвкушение того момента, когда я испытаю на себе его силу его желания. Я не могла
— Я нечаянно, — сказала я, осторожно проведя языком по неожиданно острым, удлинившимся кончикам моих клыков. — Когда я прикусила твое ухо, они внезапно… они вдруг стали такими. Откуда они взялись? Почему они у меня появились? Ты же говорил, что я не буду пить кровь? Я могу избавиться от них, или они у меня теперь навсегда? Что я людям скажу?
Он засмеялся, притянул меня к себе поближе и опять поцеловал, но на этот раз осторожно.
— Ты теперь Моравийка, любимая. У тебя появились острые клыки, чтобы пить кровь, когда тебе захочется. Твое тело будет переваривать ее и использовать так же, как и пищу. В твоем теле сейчас мало крови, и оно хочет, чтобы ты пополнила ее запас. Вот поэтому клыки и появились. Ты можешь втягивать их, если они тебя беспокоят, но они спрячутся, как только твое тело перестанет жаждать крови.
— Но почему они высунулись сейчас? — Спросила я, вздрогнув, когда острие одного из новых клыков укололо мне язык. Показалась бусинка крови с резким медным вкусом, не отличавшимся ничем от любого другого раза, когда я прикусывала язык.
— Сексуальное возбуждение очень тесно связано с жаждой крови. Твое тело жаждет от меня и того, и другого. Ты хочешь, чтобы я накормил тебя?
— Кровью? — Спросила я, наполовину испытывая отвращение, наполовину заинтригованная этой идеей. — Я не знаю, это никогда меня не привлекало, но… — я замолчала, не в состоянии облечь свои странные новые ощущения в слова. Вкус моей крови ничего мне не дал, и, когда мы Воссоединялись, кровь Пэйна не доставила мне большого удовольствия, но сейчас мысль впитать в себя его жизненную силу стала странно неодолимой.
— Тебе понравится, — сказал он, и на его губах появилась кривая ухмылка. — Почему бы тебе ни попробовать капельку, не слишком много?
Он прикусил кончик пальца, пока на коже не выступило несколько ярко алых капель.
— Готова? — Спросил он, поднеся ко мне палец.
Я посмотрела на кровь.
— Я не знаю, буду ли когда-нибудь к этому готова, — проворчала я, но взяла кончик его пальца в рот и провела по нему языком, слизывая быстро выступающую жидкость. Не чувствовалось никакой горечи, никакого медного вкуса, только пряная кровь с насыщенным букетом, напоминающим глинтвейн. О! Она на вкус вообще не такая, как моя. Она классная! Она и для тебя такая же?
Только твоя, любимая, ответил он, мягко вытаскивая свой палец у меня изо рта.
— Почему только моя? — Спросила я, облизывая губы, все еще ощущая ее послевкусие. Во мне ревела жажда большего, которая почти заглушала бесконечное завывание боли от потери души, но я подавила
— Ты — моя Возлюбленная. Твоя кровь для меня, как амброзия.
— О! — Мне это польстило. Я легла в центр кровати, приняв обольстительную позу. — Извини, что не могу сегодня вечером побыть твоим шведским столом. Я чувствую, как ты голоден. Но может, мы сможем немного отвлечься от этого?
— Любимая, сделать это будет не трудным. — Кровать прогнулась, когда он присоединился ко мне, встав на колени рядом. — Я думаю, что теперь опять моя очередь?
— О, да, — сказала я, позволив ему перекатить меня на спину, подтянув мои ноги так, что икры легли рядом с его бедрами. Я хотела ласкать его в возбуждении, которое радостно плескалась во мне, но откинулась назад, когда он приказал прекратить его отвлекать.
— Ты босс, — сказала я, выгибаясь, когда он опустил голову вниз и начал водить языком вокруг моего пупка.
— Да, и тебе это нравится.
— Нет. — Его язык проложил дорожку до моей груди. — Ну ладно, разве что немного.
— Только немного, хм? А если я скажу тебе, что собираюсь сосать твои восхитительные груди до тех пор, пока ты не окажешься на краю оргазма, а затем сконцентрирую свое внимание на твоих чрезвычайно чувствительных ушках, что ты сделаешь?
— Груди, — ахнула я, впившись пальцами в его плечи и потянув его вперед. — Уши! Прямо сейчас!
— И кто теперь босс? — Спросил он прежде, чем взять в рот кончик ноющей груди. Его рука заскользила к другому полушарию. Его пальцы игнорировали все, кроме затвердевшего соска, который требовал равного внимания. Я никогда не замечала, чтобы моя грудь прежде была особенно чувствительной, но, ощутив его горячий рот и танец языка, я передумала. Он сосал, он облизывал, он дразнил, пробовал на вкус и мучил, пока я извивалась под ним, и удовольствие, волна за волной, окатывало мое тело.
— Ты когда-нибудь думала о пирсинге на сосках? — Спросил он, порочно ухмыляясь, и, сделав паузу, уделил такое же внимание моей второй груди. В мягком свете блеснули его клыки, его глаза пылали от возбуждения, желания и, да, от любви.
— Нет! — Закричала я, выгибая спину, чтобы моя грудь получила то, чего хотела. — Да! Сделай это! Скорее, пока я не умерла!
Мгновение, прежде чем он укусил самый кончик моего соска, был мучительным, но не от боли, а от нетерпения.
Когда его зубы прокусили мою грудь, острый взрыв боли почти сразу же растворился в чем-то, похожем на наркотический экстаз. Когда он слизывал вытекающие капли крови, его язык касался моей трепещущей плоти, как самый нежный бархат.
Это был рай, это было блаженство, это было самое божественное чувство, какое я когда-либо испытывала… Пока он не переместился, и его рот не коснулся моих ушей в тот самый момент, когда он вошел в меня. Я вскрикнула, мои руки впились в его тело. И он заполнил меня не только твердой плотью, он заполнил пустоту во мне счастьем, теплом… и любовью. Она была похожа на сияющий луч солнца, пробивающийся из-за грозовых туч.