De Aenigmate / О Тайне
Шрифт:
В 1892–1893 гг. результат — франко-русский союз — был налицо. Ну а положение Великобритании на мировой арене осложнилось настолько, что Родс заговорил о необходимости создания единого англо-американского истеблишмента и занялся созданием принципиально новых закрытых наднациональных структур мирового согласования и управления, более адекватных новой эпохе, чем масонство, с одной стороны, и немецкая сверхложа и иные закрытые структуры — с другой. Одной из таких новых структур стало общество под неброским названием «Мы» («We»), или «Группа» («The group» — существует до сих пор); за ним последовали другие, например, общество Милнера («Круглый стол»), выросшее из «Группы» и ставшее в определённый момент её ядром. Новые структуры активно включились в дело спасения Великобритании путём уничтожения Германии
Следующим шагом долгосрочной стратегии Великобритании было подтолкнуть Францию к союзу с Альбионом. Для этого нужно было решить две задачи. Во-первых, привести на первые роли во французском правительстве если не пробританских деятелей (сразу сделать это было невозможно), то хотя бы готовых к диалогу с Великобританией и антигермански настроенных. Решением этой задачи стало стартовавшее в 1894 г. «дело Дрейфуса» (якобы продажа евреем Дрейфусом секретных документов Германии), главной мишенью которого был вовсе не Дрейфус, а министр иностранных дел Габриэль Аното, сторонник сближения с Германией, Россией и Османской империей. За шумихой, поднятой «борьбой с антисемитизмом», отставка Аното прошла относительно спокойно. Его преемником стал Т. Делькассэ, готовый к сотрудничеству с британцами и, самое главное, антигермански настроенный. Стратегию Аното «двойного союза» с Россией, как заметила К. Уайт, он превратил в стратегию «окружения Германии». Это был серьёзный британский успех.
Вторая задача заключалась в том, чтобы наглядно продемонстрировать французам: русские не столь сильны и не стоит так уж слишком рассчитывать на них в противостоянии с Германией. А для этого, в свою очередь, нужно было реально ослабить Россию, но только не в европейской зоне — там она ещё пригодится, а, так сказать, «на дальних берегах». Например, на Дальнем Востоке. Для этого, в свою очередь, необходимо было подготовить и укрепить в этом регионе будущего противника России. Им стала Япония. Но мало подготовить, надо было сделать так, чтобы Великобритания для Японии оказалась единственным союзником, выгодно отличающимся в глазах японцев от других европейцев. Это было тем более необходимо, что в Японии были весьма сильны антибританские силы — премьер-министр Окума и поддерживающие его кланы, компания «Мицубиси».
Британцы сыграли свою роль в японско-китайской войне 1894–1895 гг. и в то же время воздержались от того, чтобы оказаться среди европейских держав (Германия, Франция, Россия), которые не позволили японцам пожать плоды их победы. Так Великобритания оказалась единственным потенциальным союзником или даже защитником Японии в регионе, да и на мировой арене тоже. Окума был смещён, а британско-японское сотрудничество усилилось. В результате в 1902 г. был заключен англо-японский договор, и британцы начали активно подталкивать Японию к войне с Россией, а у русской верхушки не хватило ума этого конфликта избежать. Англо-японский договор сыграл значительную роль в определении исхода японо-русской войны, в которой британцы активнейшим образом помогали японцам. Аналогичным образом «играли» и американцы, действуя против России. Показательно, что, по свидетельствам очевидцев, любимой мишенью для стрельбы в тире президента Т. Рузвельта, с которого в политике США начинается поворот к новым отношениям с Великобританией, был портрет русского императора Николая II.
Британцы добились своей цели: из-за проблем России на Дальнем Востоке напуганные французы пошли на союз с Великобританией (1904 г.). Россию британская агентура влияния, сорвавшая русско-германское сближение, наметившееся бьеркским соглашением двух императоров, подталкивала тоже к союзу с британцами, который после войны с Японией и при наличии русско-французского и франко-английского союзов внешне казался логичным. В 1907 г. русско-английским союзом было оформлено то, что вошло в историю под названием «Entente» — «Антанта», или «Сердечное согласие». До сердечности там было очень далеко, тем более, что Великобритания по сути не брала на себя никаких обязательств, оставляя Францию и Россию один на один с Германией, и это был бесспорный успех британской дипломатии, а точнее, тех сил, которые из-за кулисы направляли её развитие, готовя крупномасштабную войну, новую пересдачу Карт Истории. И вот об этих силах имеет смысл сказать чуть подробнее и взглянуть на то, о чем сказано выше, с другой стороны и под другим углом зрения, а после мы вернёмся в 1907–1908 гг.
IX
Подъём Второго рейха, экономические проблемы поздневикторианской Великобритании, связанные с экономической рецессией 1873–1896 гг., экономический рывок США — всё это создало в последней
Перед британским правящим классом, который в течение почти двух столетий в той или иной степени контролировал все или почти все масонские ложи Европы, остро встала задача создания принципиально новой формы организации закрытых наднациональных структур согласования и управления, подкрёпленных британской мощью. А вот с этим-то как раз были проблемы: для тех задач, решением которых должна была заниматься новая закрытая («тайная») структура (или структуры), одной британской мощи было недостаточно, и альбионские «конструкторы» с необходимостью развернулись в ту единственную сторону, в которую они могли развернуться, — в сторону США. Выход они увидели в укреплении англо-американского (англосаксонского) единства — финансово-экономического и политического, вплоть до формирования англо-американского истеблишмента, разумеется, главным образом тайного. Только такой субъект мог решить «пятиугольную» («пентаграммную») задачу:
— поставить под контроль финансы США, создав таким образом единую англосаксонскую финансовую систему;
— сокрушить Германию (и другие европейские и евразийские империи);
— присвоить русские ресурсы, ослабив, а ещё лучше полностью разрушив Россию;
— развязать евразийскую, а ещё лучше мировую войну и таким образом устранить конкурентов;
— установить мировое господство англосаксов как особой (высшей) расы под эгидой созданного ими же мирового (наднационального) правительства.
Расовый аспект британского господства в качестве ставившейся задачи необходимо особо подчеркнуть. Об этом писали многие представители закрытых британских структур. Ограничусь А. Милнером: «Я империалист, а не сторонник Малоанглии (not a little Englander), потому что я патриот Британской Расы. Британское государство должно следовать за расой». Нацисты Третьего рейха лишь вульгарно реализовали на практике расистские идеи и схемы, разработанные в последней трети XIX начале XX в. британской аристократией и её интеллектуальной обслугой. На «десерт» фраза Г. Уэллса, сказанная им в 1902 г.: «Единственным разумным и логичным решением в отношении низшей расы является её уничтожение». Если учесть, что для Уэллса, Киплинга и многих их единомышленников в разряд «низших рас» автоматически попадали те, кто сопротивлялся установлению британского господства над ними, то ситуация проясняется вполне. Недаром в одном из стихотворений Киплинга говорится о том, что если «чёрная сволочь» не захочет понять цивилизаторских устремлений британца, белого человека, то «эту чёрную сволочь пулеметом надо унять».
Обычно расизм и крайний национализм ассоциируется у нас с немецким нацизмом. Однако у нацистов были учителя — влиятельная часть британской верхушки и её интеллектуальная обслуга. «Только в Англии, — писала Ханна Арендт, — расовые идеологии могли развиваться непосредственно на основе национальной… традиции». Я цитирую X. Арендт по замечательной работе М. Саркисьянца «Английские корни немецкого фашизма», изданную в Германии в 1997 г. на основе курса лекций, прочитанного в Гейдельбергском университете (русский перевод: СПб.: Академический проект, 2003). В ней очень хорошо показан этнический и классовый расизм верхов британского общества как их естественная идеология. «Порок» Гитлера и его команды в глазах этих людей заключался вовсе не в расизме, а в том, что его реализуют лавочники, представители среднего класса, претендующие на роль властителей, что позволительно только аристократам. Общеизвестно презрение британской аристократии не только к «пролам», но и к «мидлам», каких бы успехов они ни добились — достаточно вспомнить её отношение, будь то королева или Ким Филби, к Тэтчер.