De Paris avec l'amour
Шрифт:
— Да там все его, в этом альбоме. Какая? Покажи. А, это, да, его, очень мне нравится. Тебе тоже нравится?
Нравится ли ему? Хороший вопрос. Отличный просто.
— Эта работа висит у меня в приемной.
— Как?!
— Так, — пожимает плечами. — Моник в прошлом году притащила с какой-то выставки. Купила там. Сказала, что влюбилась в эту работу, несмотря на ее приличную стоимость.
Соня растеряна — так много непонятного в его словах. Но первое,
— Кто такая Моник?
— Секретарь мой. Проявила инициативу и купила работу с автографом автора за казенный счет. Сказала, что ей эта фотография меня напоминает.
На фото, о котором они говорят — ирбис, он же снежный барс. Редкий, дикий зверь лежит, царственно сложив лапы. Смотрит в камеру спокойно и даже чуточку презрительно. И глаза зверя, странного цвета, непонятного какого-то, неуловимого — синего? серого? голубого? — гармонируют с цветом крыльев бабочки, которая бесстрашно устроилась на кончике уха гигантской кошки. А Софья ловит себя на мысли, что неведомая Моник права — эти глаза чем-то напоминают глаза мужчины напротив.
— Да? Знаешь, как называется это фотография?
— Нет.
— «Морфо и Морфо». Морфо — это название бабочки. И кличка барса. Он живет в Московском зоопарке.
— Спасибо, — усмехается Серж. — Буду знать, как называется фото, что висит у меня в приемной.
— Знаешь, — Соня задумчиво наклоняет голову. — Я вот вспомнила. Мама говорила, что у нее это фото с отцом ассоциируется. Странно…
— В самом деле? А… я похож на твоего отца? Если уж мы вызываем схожие ассоциации у разных людей?
— По-моему, не очень, — пожимает плечами Соня. — Впрочем, суди сам.
Снова передает Сержу свой телефон, на экране которого фото ее отца. Бетанкур разглядывает, наклонив голову.
— Нет, не вижу никакого сходства. А вот ты… вы с сестрами очень похожи на отца.
— О, да, — смеется Соня. — Только нос, слава Богу, не фирменный папин.
— А что? Отличный у твоего отца нос, по-моему.
— Великоват, на мой скромный вкус. Меня и мой устраивает. Мой, Любин. Надин и мамин.
— У тебя очаровательный нос.
— Какой милый комплимент, — продолжает дурачиться Соня. — А ты на кого похож?
Серж перестает улыбаться. Но все-таки отвечает.
— На отца, — а потом резко меняет тему разговора. — Значит, у вас в семье много людей искусства, Софи? Ты, сестра, отец, мать? Почти все.
— Дедушку-скульптора забыл, — усмехается Софья. — Да, такая вот у меня семья.
— Хорошая семья. Ты… вы дружны? Скучаешь по своим?
— Очень! — с чувством отвечает Соня. — Я иногда думаю… и думала раньше… часто, когда училась. Кой черт меня понес сюда, во Францию? Очень не хватало сестер и родителей. Поначалу очень сильно. Папа выручал первые два курса, часто приезжал. Если бы не его приезды — не выдержала бы, наверное, бросила
— Дети?
— Да, — улыбается Соня. — У меня есть племянник, Ванечка. Правда, я его видела всего два раза — по-настоящему. Но мне регулярно присылают фотографии. Очаровательный ребенок. Только похож на своего отца — кучерявый белокурый ангелочек с дьявольским характером.
Серж усмехается такой характеристике маленького ребенка.
— Значит, большая дружная семья, все друг друга любят и за своих горой?
— Ага, — соглашается Софья. А потом вдруг спрашивает — неожиданно, даже для себя: — А у тебя не так, да?
Он молчит какое-то время. Потом отворачивается в сторону. И так, отвернувшись, все же отвечает:
— Да. Не так. Совсем не так.
Софья не знает, что сказать. Она уже точно уверена: тема семьи — очень болезненная для Сержа. Но и в голову не приходит давить на это, доставать его в этой «болевой точке». Более того, как-то хочется… посочувствовать. Поддержать. Пожалеть. Только вот не представляет, как это все выразить, в какие слова и жесты облечь. Протягивает руку и касается его пальцев самыми кончиками своих. На большее не решается. А он поворачивается к ней лицом на этот жест. Спокоен. Безмятежен. Только глаза еще не успокоил — горчат они, почти осязаемо.
— Давай, пожалей меня. Я богат, смазлив как Брэд Питт, владею собственной компанией, имею все, что только захочу. Не правда ли, — белозубо усмехается, так что, кислотная фальшь этой улыбка тоже осязаема, — я достоин жалости?
Соня спокойно отнимает руку.
— Жалость — приятное чувство, устоять перед ним так же трудно, как перед музыкой военного оркестра. Это слова Франсуазы Саган. Ее-то ты читал? Она же твоя соотечественница.
— Нет, — Серж тоже убрал свою руку со стола. — Не читал. Но уже внес ее в список для чтения. Вместе с Евгением.
— Приехали, — Серж констатирует очевидное. Глушит мотор. — Пойдем?
— В каком смысле — пойдем?
— В прямом. Поздно уже. Я провожу тебя до подъезда, как обычно.
Ах, вот как?! Так, значит?! И поцелуя не будет? Софья выходит из себя редко, но метко. И сейчас — именно тот случай. Захотел отойти на шаг назад? Выпендривается? Ее решил помучить? Или она ему просто надоела? А вот дудки тебе!
— Позволь тебе напомнить, что у нас равные права в договоре… — тон ее обманчиво ровен.
— Я помню. Но что… — где-то на произнесении гласных этой фразы Соня качнулась к нему и запечатала полураскрытые губы поцелуем. Какие бы ни были намерения Сержа, игра пошла по ее сценарию. Он покорился ей. С удовольствием. Со стоном удовольствия даже.
Притянул к себе, почти на колени, сколько хватило места. А места мало. Левой рукой нащупал рычаг и отодвинул кресло максимально назад. Софи с довольным стоном прижалась к нему еще плотнее. Все. Теперь точно — все.