ДЕДские народные сказки, или Были-небыли про то, где были — не были

Чуманов Александр Николаевич

И становится темным-темно. Как у негра в заднице. Или — в трюме корабля. Или — аж в «черной дыре». Впрочем, ни там, ни там, ни там нашим героям бывать пока не доводилось, а вот в Кунгурской ледяной пещере они как-то побывали, и тамошний экскурсовод специально не надолго выключил свет, чтобы публика ощутила, какова она, абсолютная темнота.

— Дед, ты фонарик в палатке, небось, оставил?

— А вот и нет. Дорогой фонарик-то, новый. Кто-нибудь точно соблазнился б. Рыбаки ведь, что дети, им такие игрушки… В рюкзаке он, там, возле тебя.

И

через минуту да был свет. Лодку с рыбаками потихоньку сносило куда-то едва заметным течением. На внутренность пещеры это все вполне походило, не хватало, правда, сталактитов да сталагмитов, зато стены были гладкие и слабо, но все же явственно пульсировали, отчего охватывало странное, ни с чем не сравнимое ощущение повсеместного присутствия всеобъемлющей загадочной и грандиозной жизни, которое подавляло. Подавляло в том числе и страх. Не совсем, конечно, однако в лишающий рассудка ужас этот страх не переходил. А то б — неизвестно…

— Может, попробовать зацепиться за что-нибудь, а, дед?

— Не уверен. Хотя не уверен и в обратном. Черт его знает. Вдруг емуне понравится. И оночто-нибудь выкинет нехорошее. Вот ведь не понравилось, что мы дерзнули еголовить, и ононас заглотало. Хотя наверняка не хищное.

— А кто оно, как ты думаешь, дед?

— Думаю, скорей всего, кит. Или динозавр. Хотя, пожалуй, все-таки — кит…

— Почему?

— Ну, во-первых, потому, что в океанах нынче китам не жизнь. Браконьеры лютуют. Во-вторых, тепло тут, даже жарковато… Э-эй! — вдруг завопил дед срывающимся фальцетом. — Мы не хотели! Мы хотели — всего лишь карпика! Выплюнь нас!..

В ответ — лишь все то же тихое журчанье да мягкий шорох живых тканей, совершающих, по-видимому, какую-то свою загадочную, никогда не прерывающуюся работу.

— Может, попробовать — по-английски?

— Может… Или — на латыни… Хотя мне сейчас ни одного английского слова не вспомнить — дурацкой рекламой все мозги забиты, а из латыни в голове вертится только «memento mori»…

Между тем фарватер — пищевод или что — явственно сужался, и уровень текущей по нему жидкости убывал, отчего лодка стала время от времени цеплять дно.

— Качественные все же лодки делали башкиры при социализме. Кислотостойкие. Делали бы некачественные — эта жижа уже переварила б и за нас принялась. А так — хоть бы хны. И счастье еще, что оноголодное. Правда, именно потому и на крючок попалось…

— Дед, а с чего ты взял, что оноголодное?

— Было бы сытое, мы бы уже захлебнулись.

— Верно. Я как-то не подумал… Но — запах…

— Бывает хуже. Вот соберемся мы с тобой на леща, и я возьму тебя с собой за опарышем на большую такую помойку. Там запах, так запах… Выбраться бы только… Между прочим многие взрослые мужики даже не могут для себя рыболовную насадку добыть. Пять

минут — и блюют. Им покупать приходится опарыша-то…

— Слушай, дед, а давай что-нибудь такое сделаем, чтобы еговырвало! Я как раз мог бы…

— Ну, вообще-то, сидеть сложа руки смысла нет. А понравится ему— не понравится… Что ононам здесь-то сделает? Так что валяй, экспериментируй…

Иванушка тут же примостился на округлом лодочном борту, сосредоточился, и уже через минуту кое-что увесистое за борт — плюх!

— Теперь будем ждать.

— Сколько?

— Откуда ж я знаю. Надеюсь? не слишком долго. У нас с тобой, вообще-то, со временем, наверное, не очень. Ведь оноже рано или поздно продолжит обедать…

Ждали, ждали — ничего. Наконец дед нарушил молчание. Заговорил медленно, как бы размышляя вслух.

— Знаешь, внучек, рыбы часто таким дерьмом питаются… Оно, конечно, не рыба, но рацион, скорей всего, — тоже. Я даже сомневаюсь, что существует в природе гадость, от которой егобы стошнило. Вполне вероятно, у негодаже рвотного рефлекса природой не предусмотрено.

— И как же нам быть? Просто ждать? А сколько?

— Нет, просто ждать мы не будем! Потому что у нас есть еще средство. Попробуем стимулировать другой рефлекс. Противоположной, так сказать, направленности. Который природой уж точно предусмотрен.

— Что ты имеешь в виду, дед?

— В аптечке есть слабительное! Целый фанфурик. Щ-щас мы его ка-а-к жахнем!..

Вот и аптечка. Хорошо, что в палатке не оставили. Но не пропажи опасаясь — вряд ли на аптечку позарился бы кто — и не планируя без отрыва от рыбалки проводить над собой какого-нибудь лечения курс, а потому, что в аптечке, помимо перечисленного, хранились еще ходовые запчасти для удочек: крючки, грузила, поплавки и все такое. Вот и фанфурик. Щ-щас…

— Де-е-д, да разве такого маленького фанфурика хватит? — разочарованно тянет Иванушка, думая, наверное, что дед от отчаяния уже неадекватным делается.

— Конечно, гарантировать не могу, но… Да ты, Иванушка, не смотри, что посуда мелкая, зато в ней средство мощнейшее, импортное, я на себе испытывал, дак… Человеку всего-то пяти капель хватает, а тут этих капель — человек на сто. Дело верное.

— Ну, так лей скорей!

В голосе внука все равно большое сомнение — молодой еще, не слыхал еще о чудодейственной силе химии, которая, как сказал Михайло Ломоносов, «широко простирает руки свои…». Во все места. Однако сомневается и дед, медлит. Потому что, во-первых, сам всю жизнь с большой опаской относится к сладостным понтам зазывал мировой фармацевтической мафии, всячески избегает «химии» и соглашается принять таблетку, лишь когда совсем прижмет; а во-вторых, помнит, что написано в аннотации к препарату насчет передозировки.