ДЕДские народные сказки, или Были-небыли про то, где были — не были
Шрифт:
— Прощай, мой любезный внучек. Любил я тебя так, как уж никто и никогда любить тебя не будет. Но сегодня ты меня обидел смертельно. Поэтому я превратился в птичку, которую ты сейчас видишь и слышишь, и теперь от тебя улетаю.
— Куда улетаешь-то, если не секрет?
— Не секрет. Да у меня от тебя отродясь секретов не бывало. Будто не знаешь. Короче, надумаешь повиниться, ищи меня за морем-окияном на острове Непьяном. Найдешь да прощения попросишь — может, обратно дедом стану. И вернусь домой. А может, и не стану, и не вернусь. По обстоятельствам, короче…
— А где он, остров-то
Но ничего больше не сказала Иванушке маленькая серенькая птичка с красным пятнышком во лбу. Ни человеческим голосом, ни другим каким. Лишь печально так чирикнула опять и вспорхнула. Только ее и видели. Растаяла в мутном небе…
День ли, два ли проходит, приезжают Иванушкины родители проведать обоих. И деда-то и нет!
— Куда девался? — спрашивают недоуменно. — Неужто тебя одного без пригляда оставил? Вроде такой безответственности за ним прежде не водилось…
— Улетел, — отвечает Иванушка своим обычным невозмутимым голосом. Уж он такой — может, в душе все кипит, а вида ни за что не подаст. Кремень. Или стесняется чувства проявлять.
— Как — «улетел»?! — опешили родители.
— Нормально. По воздуху.
— Говори толком, Ванька! — не выдержала Ванькина мама, потому что, во-первых, дед ее родным отцом был, а во-вторых, потому что была эмоциональней папы, в которого Иванушка, в смысле сдержанности эмоций да чувств, очевидно, и уродился. — Дед никогда раньше такой моды, чтоб улетать, не имел!
— Так я и говорю: грянул оземь, превратился в маленькую серенькую птичку с красным пятнышком во лбу и — в форточку.
— Как это «грянул»? И с чего — вдруг? И откуда красное пятнышко во лбу?
— Ну, это я его — по лбу… Годзиллой… Нечаянно.
— Ох, я тебе щ-щас врежу, несносный мальчишка! Небось, слышал — «за нечаянно бьют отчаянно»?
— Ну, слышал… Ну, врежь… Пользуясь тем, что я не могу ответить тем же. Но должен напомнить — дед бы не одобрил. Он был убежденный противник телесных наказаний и тебя саму ни разу в жизни — даже пальцем… И — никого…
— Ты, Ванька, ври, да не завирайся, елки зеленые! — подал-таки голос отец и даже позволил себе то единственное в своем роде ругательство, которое, воспитанный в старых традициях, мог позволить себе в присутствии женщин, детей и родственников. — Такого в природе не бывает, чтобы человек — в птичку…
— Ну, это, Андрюша, — перебила отца мама, — ты зря. Плохо нашего деда знаешь. А он, сколько его помню, не то чтобы оригинальничал всю дорогу, однако повторяться ужасно не любил. От банальщины его просто выворачивало. Так что… Хотя — в птичку… Это уж, пожалуй, возрастное…
— А куда полетел-то? И когда вернуться обещал? — Это она опять — к Иванушке. — Не мог же дед улететь молчком, потому что вообще не может — молчком!
— Не может, ага. — Иванушка почесал затылок, соображая, видимо, как бы так сформулировать, чтобы — не слишком… Но ничего не придумал — словарный-то запас пока не ахти, да и хитрости еще убедительной не нажил. И выложил слово в слово.
— М-м-да…
Но задумываться надолго мама обыкновения не имела. Да и о чем тут задумываться — дело ясное. В общих чертах. Она б на месте деда, может, — тоже. Хотя вряд ли. Она б скорей всего впрямь
— В общем, так, Ванька… — Мама в такие моменты совершенно искренне думала, что выражает обоюдное родительское мнение, сформированное в процессе взвешенного и всестороннего обсуждения, и такое с женщинами случается всегда, если оно им позволяется. — Крепко ты деда обидел. Крепко. Деда, который тебя… Сам знаешь. Который тебе… Да и это ты знаешь не хуже. И я не вижу нужды в наших с папой подсказках. Ты уже почти взрослый… Что думаешь делать?
— Пойду.
— Куда?
— Куда глаза глядят.
— Зачем?
— Деда искать.
— А — устанешь?
— Отдохну и — дальше. Пока не найду.
— А найдешь — что скажешь?
— Больше не буду так делать.
— «Прости, милый дедушка!» — не удержалась от подсказки мама.
— «Извини, дед», — скажу.
— Ладно, сойдет и это, раз уж ты такой, — неожиданно легко отступила мать. — Но искать наобум — никогда не найдешь.
— Сам знаю. Спрашивать у всех буду.
— Для начала, — это опять подал голос скупой на слова папа, — надо в атласах посмотреть. Боюсь, что Непьяных островов не один. Подозреваю, что все эти острова маленькие и не на всякие карты нанесены. Кроме того, совсем не представляю, как остров с таким названием может очутиться за морем-океаном. Уж больно оно… Сухопутное какое-то. Больше годится для островка на реке или на озере…
Вот как много слов разом истратил папа. Значит, тоже разволновался. По мере возможности. И тоже ему деда жаль. Но особенно, конечно, Ваньку.
— Атласы — вчерашний день. Замучаешься искать. Тем более что, как сам же сказал, можно и не найти. Зато в Интернете есть все. Интернет я беру на себя. А касательно «моря-окияна», то будем считать, что это излюбленная дедовская фигура речи. Он без них — никак… — Но, может, не зря мама всегда и во всем брала инициативу в свои руки?
Таким образом, скоро Иванушка обо всех Непьяных островах — а их оказалось шесть — имел исчерпывающую информацию. И все они находились в пределах родного царства-государства. Так что не пришлось родителям для малолетнего сына даже загранпаспорт оформлять, а то б — еще морока. И абсолютно прав оказался отец — островки все мелкие, на реках да озерах. Видать, человек-то он разбирающийся, хотя и немногословный. А еще он же заказал знакомому кузнецу железные кроссовки, да посох чугунный, да меч из старого рессорного листа. Чтобы — как положено. Ну и, наконец, дали родители Иванушке сколько-то денег, суму переметную, проинструктировали насчет сомнительных знакомств и тому подобного, наказали, чтобы каждый день звонил по сотовому, докладывал, что и как, а в экстренных случаях мгновенно посылал сигнал тревоги, до околицы проводили, мать его перекрестила — как раз недавно научилась этому делу — отец руку пожал, как большому, и пошел себе мужичок. Куда глаза глядят, но, само собой, руководствуясь при этом имеющейся информацией.