Деды
Шрифт:
– Еще вчера, сказывают, изволили быть в совершенно добром здравии, – шепотом передавал в одной из кучек народа какой-то мелкий сенаторский чиновник двум-трем из ближайших соседей.
– Где уж здорова!.. – с грустным вздохом махнул рукой старый инвалид в гарнизонном кафтане. – Мне хороший знакомец мой один – он кафишенком [2] у князь Платон Александрыча [3] – так он сказывал, что еще третевадни [4] целый день на колики жаловались.
2
Кафиш'eнк – человек, обслуживающий
3
Зубова. (Здесь и далее примеч. В. В. Крестовского.)
4
Третевадни (третьёводни) – три дня назад.
– И однако ж вчера была здорова! – настаивал сенатский чиновник. – И мне даже через одного человека из самог'o дворца доподлинно ведомо, что даже обычное свое общество принимали в будуваре [5] очень много разговаривали о кончине сардинского короля и все шутить изволили над Нарышкиным, над Лев Александрычем, все, значит, смертью его стращали, а ныне вот…
– Никто, как Бог… Его Святая воля… Авось-либо все еще, даст Бог, благополучно кончится! – утешали себя некоторые.
5
Будув'aр – искаж. будуар – женская комната, кабинет дамы (фр.).
– Ах, дай-то Господи! Сохрани ее, матушку, Владычица Небесная! – крестясь, вздыхали другие.
В то самое время в опустелой Софии [6] , дремавшей среди уныло обнаженных садов, миновав Царское Село, скакал верховой ординарец. Взмыленный конь его уже хрипел и выбивался из последних сил, а молодой человек меж тем все больше и больше пришпоривал и нетерпеливо побуждал его ударами шенкелей [7] , но конь начинал уже спотыкаться и, видимо, терял последние силы.
6
София – город, который был построен в 1780–1782 гг. по указу Екатерины II недалеко от императорской резиденции Царское Село для проживания придворных служителей. В 1808 г. вошел в состав г. Царское Село. В феврале 1937 г. последний был переименован в г. Пушкин, и София является районом этого города.
7
Ш'eнкель – внутренняя, обращенная к лошади часть ноги всадника от колена до щиколотки, при помощи которой всадник управляет лошадью (нем.).
– Лошадь под верх! [8] Бога ради, живее! – торопливо и взволнованно закричал ординарец, приплетясь кое-как на конюший двор.
Но его не слушали. На крыльце перед конюшнями стоял кто-то закутанный в дорогую шубу, в собольей шапке и с дорогой собольей муфтой в руках.
– Лошадей!.. Лошадей, каналья, скорее! – шумел и жестикулировал мужчина. – Лошадей, говорю, или я тебя самого запрягу под императора!
– Ах… Ах, ваше сиятельство! – манерно и с ужимками, полу-учтиво и полу-грубо отвечал ему на это хрипло-пьяноватым голосом какой-то старикашка, одетый в гражданский мундир заседателя. – Запречь меня не диковинка, но какая польза? Вить… вить я не повезу, хошь до смерти извольте убить.
8
Лошадь под верх – способ упряжи: уздечка с кожаным ремнем для опущения головы лошади.
– Под императора, говорят тебе! – топал меж тем тот, кого заседатель называл сиятельством.
– Да что такое император? – все также манерно разводя руками, возражал ему пьяненький
Молодой ординарец, заглянув при свете луны в лицо закутанного мужчины, почтительно отдал ему воинскую честь и торопливо прошел мимо, направляясь в конюшню и таща за собой на поводу измученную лошадь. В этом мужчине он узнал графа Николая Зубова.
Не дожидаясь заседателя, ординарец сам выбрал под себя свежую лошадь, спешно переседлал ее под свое седло и как вихрь помчался по гатчинской дороге.
Вскоре навстречу ему одиноко проскакал кто-то закутанный в плащ и на лету успел только крикнуть одно слово: «Едет!», вслед за которым оба всадника уже далеко разминулись друг с другом.
Через несколько минут сквозь ночную мглу показались впереди на дороге точно бы два огненных глаза, которые, все увеличиваясь и приближаясь, превратились наконец в два фонаря дорожной кареты, мутно светившие сквозь густой пар, что валил облаками от восьмерки запряженных добрых коней. Молодой человек придержал свою лошадь.
– Кто там? – раздался из открытого окна мужской голос. – Гонец?… С известием?… Что нового?…
– Ее величеству слава богу лучше! – громким и отчетливым голосом доложил ординарец, поворотив свою лошадь и направляясь обратно по дороге, вровень с окном кареты. – Когда сняли шпанские мушки [9] , – продолжал он, – государыня открыла глаза и попросила пить… Я от графа Салтыкова доложить, что есть надежда.
– Фу!.. Слава богу! – с глубоким, полным и облегченным вздохом послышалось из глубины кареты.
9
Шп'aнская м'yшка – жук семейства нарывников, которого использовали для лечения.
За экипажем скакали верхом и ехали в санях уже человек пять курьеров, посланных ранее с известиями более или менее тревожного свойства. Молодой ординарец, привезший первую весть надежды, присоединился к этому кортежу и тоже поскакал за каретой.
В Софии на перемену уже была готова новая подстава: Николаю Зубову какими-то судьбами удалось наконец уломать несговорчивого заседателя. Когда экипаж остановился пред крыльцом, конюхи живо стали перепрягать лошадей. На площадке в это время стоял еще кто-то, новоприезжий из Петербурга, и разговаривал с Зубовым.
– Ah, c'est vous, mon cher Rostoptchin! – послышалось из каретного окна. – Faites-moi le plaisir de me suivre; nous arriverons ensemble. J'aime vous voir avec moi [10] .
Зубов молча, задумчивыми глазами проводил отошедшего Ростопчина. Быть может, в эту минуту он почувствовал в его лице восхождение нового светила в среде царедворцев…
По дороге в Петербург время от времени попадались навстречу все новые гонцы и курьеры, которых уже ворочали назад, и таким образом набралось их человек двадцать, что составило длинную свиту саней и вершников [11] , мчавшихся за каретой.
10
А, это вы, мой милый Ростопчин! Сделайте одолжение, поезжайте за мной! Мне нравится быть с вами (фр.).
11
В'eршник – едущий верхом, конник.
Проехав Чесменский дворец, наследник приказал на минуту остановиться и вышел из экипажа. Чтобы хоть несколько развлечь тяжелые думы высокого путника, Ростопчин, после некоторого молчания, привлек его внимание на красоту ночи, которая действительно была необыкновенно тиха и светла и слегка морозна: холод не превышал трех градусов. Красивые тучки быстро и высоко неслись по темно-синему небу, и луна то выплывала из-за облаков, то опять закутывалась в дымку. Вокруг царствовала глубокая тишина. Наследник молча устремил свой взгляд на луну, и при полном ее сиянии Ростопчин заметил, что глаза его полны были слез, которые тихо катились по лицу.