Деды
Шрифт:
– Куда же вы так скоро! – любезно остановил его граф.
– Не могу и не смею долее: служба, – неуклюже поклонился петербургский комендант, слегка пожимая протянутую ему руку. – Спешу к моему государю исполнить его священную волю и доложить о приезде вашего сиятельства, – пояснил он в заключение и тотчас же откланялся.
– Папушка, что это за урод был у тебя? – спросила у графа вошедшая Лиза, которая из смежной комнаты успела в дверную щель высмотреть гостя в ту минуту, когда он уже удалился.
– Как урод, мой друг! – с некоторым укором возразил ей отец. – Это здешний комендант, господин Аракчеев, лицо очень близкое к императору.
– Пусть так, но все-таки он препротивный, – утверждала
– Очень умный и, кажись, весьма обходительный человек, – возразил граф, на которого в глубине души тоже не совсем-то приятное впечатление сделала своеобразная фигура Алексея Андреевича.
Аракчеев сам по себе никогда не был исключительным человеком относительно вельмож и тузов своего времени, даже в начале своей карьеры. Но визит к графу Илие был сделан им в том рассуждении, что неравно государь при докладе спросит, виделся ли он уже с графом и каково нашел его? Выслушав донесение Черепова о благополучном прибытии графа Харитонова-Трофимьева, Алексей Андреевич сообразил, что государь в данную минуту находится еще где-нибудь на верховой прогулке, и нашел, что его комендантское достоинство не пострадает нимало, если он предварительно доклада воспользуется временем этой прогулки, чтобы заехать на несколько минут в Демутов трактир – оказать честь и решпект новоприбывшему почтенному старцу – давнишнему любимцу государя. «Таковое с моей стороны внимание, вероятно, будет приятно и его величеству, в угождение коему всю жизнь и все существо мое посвящаю», – заключил свое размышление Аракчеев, отправляясь к графу Харитонову.
Через час по отъезде его из Демутова трактира приехал туда в придворной карете дежурный флигель-адъютант [186] и объявил, что государю императору угодно немедленно же принять графа и потому пускай граф едет, не стесняясь, в чем есть, то есть в кафтане или в прежнем своем мундире.
Граф Илия спешно оделся, навесил на грудь ордена, жалованные ему еще Елизаветой и Петром III, прицепил шпагу и поехал во дворец вместе с флигель-адъютантом.
Вечерний прием докладов далеко еще не кончился у государя, когда граф Илия был введен в приемную, примыкавшую к кабинету его величества. Здесь с портфелями и папками под мышкой дожидались несколько приближенных лиц, министров и статс-секретарей, которые шепотом разговаривали между собой, обращая порой боязливые взгляды на запертую дверь кабинета. Из старых знакомцев своих граф Илия заметил здесь графа Н. И. Салтыкова, графа Александра Строганова и Льва Нарышкина. Первые два раскланялись с ним молча, но очень вежливо, и по этому поклону можно было заметить, что обоим им несколько неловко в душе за свою прежнюю холодность к опальному приятелю их молодости, который теперь вдруг подымается на высоту милостью монарха и, быть может, будет играть очень видную и сильную роль в государственной и придворной жизни. Зато открытый и добродушный Нарышкин сразу же подошел к нему на цыпочках с выражением самой искренней радости и удовольствия.
186
Флигель-адъют'aнт – офицер в должности адъютанта при государе (нем.).
– Сколько лет, граф!.. Сколько лет не видались! – взволнованно и шепотом говорил он по-французски, горячо пожимая руку Харитонова. – Да, граф! Достойное поведение и честный образ мыслей (верный или неверный – это все равно, лишь бы честный!), судя по вашему примеру, не всегда пропадают
187
Вт'yне – всуе, без пользы, напрасно.
Граф Илия слушал его с грустно-приветливой улыбкой.
– Нет, Лев Александрович, моя песня, кажись, уже спета: стар стал, да и отстал от всего в своей медвежьей берлоге за тридцать лет…
– Что за старость еще! Полноте! – махнув рукой, перебил его Нарышкин. – Поглядите: Салтыков, Строганов, да и мало ли других, пожалуй, постарше вас будут, а и не думают о старости.
– Большим кораблям большое и плавание, – сказал по-русски граф Харитонов.
– Ну, вы тоже не из мелких суденышек.
– Молодежи пора место уступать… Вон сколько здесь молодых… Скажите, пожалуйста, кто такие?
– Новые люди, новые силы, граф, – еще тише заговорил Нарышкин. – Этот вот, что у самой двери в кабинет стоит, Иван Павлович Кутайсов.
– Как?… Кто такой? – наставив ухо, переспросил Харитонов.
– Кутайсов… Он турецкого происхождения; доселе брил государю бороду, а теперь, если захочет, то так отбреет нашего брата, что ай-ай!.. Сила, большая сила! В аристократы метнул…
– Какими судьбами?
– Не судьбами, а высочайшей волей… Государь изволил прямо высказать, что в России нет аристократии, что здесь только тот аристократ, с кем он говорит, и до тех только пор, пока он говорит с ним.
– Абсолютный монарх был вправе это высказать, – сдержанно заметил Харитонов. – А эти кто такие? – спросил он, указав глазами на группу из трех-четырех человек, стоявших в нише окна.
– Это наша деловая «молодежь», то есть, конечно, молодежь относительная. Это вот – статс-секретарь Нелединский-Мелецкий, известный стихотворец, это – граф Ростопчин, а подле него Обольянинов и Плещеев.
Вдруг растворилась дверь кабинета – все невольно вздрогнули, вытянулись и замолкли. На пороге, опираясь на трость, появился император, за спиной которого виднелась фигура Аракчеева.
– Граф Илия Дмитриевич!.. Пожалуйте, приблизьтесь… Душевно радуюсь видеть вас! – громким голосом и со светлой улыбкой сказал государь, выходя на середину приемной комнаты и протянув по направлению к графу свою правую руку.
Харитонов-Трофимьев, отдав глубокий поклон, почтительно выступил на три шага вперед и, прежде чем принять поданную ему руку, хотел было, сообразно этикету того времени, преклонить перед монархом колено, но государь не допустил его до этого и быстрым движением предупредил склонявшегося старика.
– Нет, нет! Не так, граф! – быстро заговорил он. – Старые друзья не так встречаются… Обнимите меня.
И государь сам обнял и поцеловал графа Илию, глубоко потрясенного и растроганного таким неожиданным проявлением царской милости и внимания.
– Пойдемте в мой кабинет, мы давно не видались, а мне есть о чем поговорить и посоветоваться с вами, – сказал император, приглашая Харитонова следовать за собой.