Деды
Шрифт:
— Не смею, ваше величество.
— Почему так?
— Да как сказать!.. Во-первых, неуверенность в ней, отвечает ли она моим чувствам…
— Мм… да, это до некоторой степени основательно. А во-вторых?
— А во-вторых, моё служебное положение, пока ещё маленькое и скромное положение.
— Н-ну, не совсем-то уж маленькое! — воскликнул, перебив его, император. — Ведь вы, сударь, насколько мне известно, кажись… э-э… тово… подполковник?.. Не так ли?
— Точно так, ваше императорское величество!
— Ну, вот видите ли! Штаб-офицерский [47]
— Увы! Есть и «в-третьих», ваше величество! — пожал плечами Черепов.
— Будто так?! Хм!.. Что же такое?
— Да разность положения. Я хотя и негнусного дворянского рода — старинной отрасли потомок, но… состояньишко невелико: всего-навсего триста душ в двух именьишках, а она — дочь богача и вельможи… Такая ли ей партия пристойна!
47
Штаб-офицерами в то время считались полковники, подполковники и майоры. К штаб-офицерским отнесены были также и некоторые «генеральские» должности, не дававшие, однако, права на причисление к генералитету (генерал-вагенмейстер, генерал-гевальдигер и проч.).
— Об этом не думайте, сударь! — подумав, решительно сказал император. — Всё это ваше «в-третьих», как есть, ничего не значащее. Она единственная дочь, и к тому же у неё и без вашего довольно. Старайтесь только, чтобы «во-первых» было удачно, то есть удостоверьтесь в её чувствах к вам, а об остальном не заботьтесь.
В это время санки подъезжали к чекушкинской гауптвахте. До платформы оставалось шагов сорок, не более.
— Караул — вон! — крикнул «часовой у фронта», узнав императора, и на его призыв из караулки выбежало человек десять измайловцев, которые спешно построились впереди сошек.
— Слушай, на пле-чо! Слушай, на караул! — скомандовал своему взводу старший унтер-офицер и, став на своё место, принялся салютовать алебардой. Но этот салют «по-новому» выходил у него и неловко, и смешно.
Государь приказал кучеру остановить лошадь.
— Что за негодница стоит это за старшего?! — крикнул он, мгновенно приходя в сильное негодование. — Дела своего не смыслит! Да никак пьян ещё!
И действительно, наружность унтер-офицера отличалась далеко не воинственным видом. Брюзгливое лицо с плаксивым выражением глядело совсем по-бабьи, а несуразная, одутловатая фигура на тоненьких ножках являла в себе нечто весьма комическое в этом военном костюме и особенно с этой алебардой, которая была ей не по росту и, видимо, затрудняла собой неловкого воина.
— Несносный вид!.. Подите и прогоните его с платформы! — приказал государь Черепову.
Тот соскочил с запяток и побежал на гауптвахту.
Но каково же было его удивление, когда, подбежав ко фронту, узнал он в несуразном унтер-офицере Прошку Поплюева.
«Вы какими судьбами!» — чуть было не воскликнул Черепов, но воздержался, зная или скорее даже чувствуя, что на него наверное пристально смотрят сзади два
— Его величество изволил приказать унтер-офицеру убраться прочь с платформы, — сообщил он Прохору самым официальным тоном.
— Как?.. С платформы? От фронта?.. Меня?! Не можно тому быть, ваше благородие; я здесь начальство и стою на своём законном посту, — столь же официально возразил ему Поплюев.
— Его величество, говорю, самолично приказать изволил — прочь с платформы!
— А я говорю, что быть тому никак нельзя, и его величество приказать сего не может! Отстранитесь, ваше благородие, не мешайте мне делать салютацию и не стойте перед фронтом — сие порядок нарушает.
Черепов, пожав плечами, побежал обратно к санкам. В коротких словах он передал государю ответ Поплюева.
Павел Петрович, очевидно поражённый такой неслыханной дерзостью, два или три мгновения не произносил ни слова и только, глядя на Черепова, тяжело пыхтел и отдувался.
Это было у него обычным признаком сильнейшего гнева.
— Подите и сделайте то, что вам повелено. Арестуйте его сейчас же! — отчётливо отделяя слова, но не повышая голоса, сказал император.
Черепов снова побежал на платформу и сообщил приказание.
— Не верю, ваше благородие! — твёрдо возразил Поплюев. — И быть никогда не может такого приказания! Разве вы не знаете, что, прежде чем арестовать меня, вы должны сменить меня со вверенного мне поста? Извольте сменять, а тогда уж арестуйте.
Черепов опять побежал к саням и передал ответ унтер-офицера.
Это озадачило государя, но ненадолго. Подумав, он улыбнулся с довольным видом.
— А ведь прав! — заметил император. — И даром что пьяный, а лучше нас, тверёзых, знает своё дело! Молодец, унтер-офицер! — крикнул он Поплюеву. — Спасибо за знание порядка службы!
— Рад стараться вашему императорскому величеству! — закричал со своего места Прохор.
Государь приказал поворотить лошадь и шибко поехал прочь от гауптвахты; Черепов едва успел вскочить на запятки.
Довольно долго ехали молча, и всё это время Павел, казалось, погружён был в какое-то раздумье.
— Жаль! — как бы про себя подумал он наконец вслух. — Очень жаль, что пьян… А кабы не это, быть бы офицером…
— Да он не пьян, ваше величество, — решился заметить Черепов, домекнувшись, что дело идёт, вероятно, о Прохоре.
— Ты говоришь, не пьян? — повернув вполоборота голову, нахмурился император.
— Точно так, ваше величество. Это уж он сроду так: мать-натура одарила его толиким невзрачием, и потому он сдаёт на пьяного, а он трезвый и дело своё в самой точности понимает.
— А вам, сударь, отколь он известен?
— Соседи по имению, ваше величество.
— Дворянин?
— Так точно, ваше величество, дворянин Прохор Поплюев.
— Поплюев?.. Тьфу! какая фамилия!..
— Фамилия точно что пасквильная, но человек хороший и столь великую приверженность питает к воинскому делу, что даже у себя в имении учредил из дворовых людей мушкатёров с карабинерами, обмундировал их и очень деятельно обучал артикулу и гарнизонной службе.
— О?! Стало быть, любит?