Дегустатор
Шрифт:
Я громко вздохнул в трубку.
— А, ну а прочее — полный пролет, — чуть недовольным голосом сказал Гриша. — Это не она. И даже не сомневайтесь.
— Не то лицо было?
— Не то слово. И лицо не то. У Ядвиги сейчас очень большие проблемы. Я ей сказал, что тот парень, который за мной следил, он сам назвал ее имя — но она только рукой махнула, сообщила, что все вранье, слежку заказала разве что ревнивая жена. А потом рассказывала полчаса, что в «Новости» пришли новые начальники, вся команда уходит или выгоняется, начальникам нужна какая-то
— Да они скоро все будут для тупых!
— Тем не менее. Сергей, частные детективы — это же деньги, извините меня за бездуховность. А ей больше не дают денег, даже для поездок во всякие Куршевели. Якобы ее колонки никому не интересны. Она ткнулась в какой-то журнал — а там смена хозяев, он теперь будет для тупых. Ядвига матерится и рыдает попеременно. Да, а чтобы дать ей денег на слежку за персонажами — это и вообще смешно, деньги ведь большие. Но она устроится, не сомневайтесь. Она такая знаменитая. И такая ядовитая, а ведь еще совсем почти молодая. Вот. Я вас разочаровал?
— Да вовсе нет, — сказал я, тихо смеясь. — Так даже лучше. Будем отрабатывать вариант номер два.
— Номер два? Сергей, как я вас уважаю. Целых два варианта. У вас сложная и опасная работа. Винная аналитика — это серьезно.
В редакции было как всегда тихо — Костя умеет организовать дело так, что оно идет быстро и без шума, даже когда главного редактора нет. А это признак классной работы. Один идиот недавно отличился — купил гастрономический журнал (на деньги мамы), объявил, что будет руководить им сам, и начал с того, что хочет видеть в редакции «больше жизни». Главная редакторша пожала плечами и написала заявление об уходе — она только что потратила три месяца на то, чтобы установить в редакции (маленькая комнатка, четыре человека) тотальную тишину, научила всех говорить шепотом.
Поскольку мне был нужен стационарный номер, я согнал Ксению с ее насиженного места («Манипенни, пойди к автомобилистам и покажи им, как ты красива, просто туда ходи — сюда ходи») и достал из рюкзака небольшой список телефонов, штук двадцать. Подумав, отобрал те, которые не были мобильными.
Один телефон мне был знаком: квартира Алины. Там отвечала обычно дама, которая именовалась няней. Странность была в том, что говорила она по-английски. Далее выяснилось, что няня — филиппинка. Я с некоторым трудом вспомнил, где вообще эти Филиппины: пониже Тайваня, скажем так.
И уже на третьем звонке я услышал в трубке усталый голос:
— Детективное агентство «Сыск-профи».
— Убейтесь ап стену, — посоветовал я им.
Звук мотора морковной коробчонки я уже узнавал на слух.
— Ничего, что это не четверг? — спросила шуршавшая целлофаном Алина. — Я просто хотела зайти…
— Как вовремя, — сказал я. — Я как раз начал монтировать портативную дыбу.
Алина посмотрела на меня неуверенно.
— Моя дорогая, — сказал я ей нежно, — зачем ты посадила мне на хвост частных сыщиков?
— Боже
— Телефоны, — сказал я. — Когда у меня созрели некоторые мысли, я выписал последние двадцать звонков с твоего телефона.
— Сергей Рокотов, ты рылся в моей сумочке, пока я спала? Какой позор.
— Ты навела на меня сыщиков. Какой ужас. Да, я рылся и знаю теперь, какие у тебя в сумке таблетки. У тебя депрессии? Ты плохо спишь? Почему я никогда не видел, чтобы ты их принимала?
— Потому что у тебя я сплю без всяких таблеток! — почти крикнула она. И после паузы: — Два матерых шпиона. Мы нашли друг друга. Доставай дыбу.
— И так расскажешь. На кого работаешь, зачем следила, что узнала. Явки, пароли, адреса.
Мы начали неуверенно смеяться.
А потом я повел ее кормить, и все стало окончательно хорошо. Те, кто видел меня на кухне, привычно сообщают: твоя жена была счастливой женщиной, и чего же ей не хватало, интересно. Алина очень ловко обходит эту тему и слово «жена» вслух не произносит никогда. Но я же слышу, когда она на нем запинается. А она видит, что я слышу.
Мы поглощали очень нежного палтуса в соусе из белого вина (с испанскими оливками и поджаренным в оливковом масле кусочком хлеба вместо картошки), посматривали друг на друга и сдерживали смех.
— Итак, — сказал я, наконец — строго, но с добротой в глазах. То есть как положено.
Алина издала долгий, долгий вздох.
— Две причины, — сообщила мне она. — Можно вторую причину я назову потом, через несколько дней?
Мне завтра надо в Париж, я потому сегодня и приехала вот так, неожиданно. Вернусь — расскажу. Если еще будем дружить. А первая причина — ты умный мужчина, ты должен ее понять. Иначе я не знаю, как мне быть.
— Не надо мне комплиментов. Просто признавайся. Чистосердечно.
— Ну конечно. И глаза сюда. Все-все, сейчас буду признаваться.
Я уже знал, что настоящие глаза Алины — зеленовато-серые, а невероятный, дерзкий аквамарин — то были линзы. Но у нее в последние дни глаза болят, она что-то в них капает и ходит без линз.
— Сергей, я испугалась. Просто испугалась того, что со мной происходит. Неужели трудно это понять? Ты видишь меня не просто голой. Ты видишь все мои слабости. Вот эти складки здесь и морщины.
— А ты знаешь, у тебя есть другие складки, очень привлекательные…
— Не перебивай. Я сплю, у меня, наверное, открытый рот…
— И не сомневайся…
— Я засыпаю, ты уходишь на кухню работать, потом тихо приползаешь в постель, смотришь на меня сколько хочешь, спящую, ложишься рядом. И самое страшное — я к этому привыкла, мгновенно привыкла… Если я вдруг узнаю что-то про тебя — такое, что придется резко отвыкать, то это будет очень плохо. Мне этого совсем не надо. Хватит уж. А ведь я не знаю про тебя ровно ничего! Да тебя, такого, вообще не может быть!