Декабрист
Шрифт:
— Добрый день, Николай. Каково обретаетесь? — Новый гость, присев, скрипнул стулом, и впавший в задумчивость обитатель стола едва не подскочил от неожиданности. Это был лейтенант 2-го флотского экипажа Николай Чижов. На него Ломоносова во время их краткого знакомства вывел Оболенский.
— А, это вы… Да, задумался тут — есть над чем. Аресты в экипажах продолжаются до сих пор, и какие-то странные. Такое впечатление, что берут всех, кто совершал кругосветку и собирался в новую: ну, Торсон, Арбузов, Бодиско — это понятно, но еще — Завалишин, братья Беляевы, отмеченные
— Наверное, есть у нового императора советник, который желает много добра нашему флоту…
— Тогда англичанин какой-нибудь, не иначе… — проронил Чижов, не зная, что попадает в точку.
— Закажем вина, чтобы не быть в диковинку, — предложил Петр.
Посетители заказали полштофа водки и стаканы. Затем они продолжили разговор.
— Капитан-лейтенант Николай Бестужев хотел бы встретиться с вами.
— Как, Бестужев? На свободе? Далеко он от столицы? Не пал духом?
— Неподалеку от Кронштадта. Считает, что дело наше безнадежно, но желает участием в нем очистить свою совесть перед теми, кому не посчастливилось укрыться.
— Хорошо. Мне нужны охотники на наше дело.
Чижов стал перечислять по памяти:
— У меня есть следующие люди: Николай Окулов, лейтенант Гвардейского экипажа, из пошехонских помещиков, измайловский подпоручик Андрей Андреев, из новгородских, отставной преображенский штабс-капитан Дмитрий Зыков, из саратовских… Унтер офицер московцев Александр Луцкий, из чиновников 7-го класса. Матросы гвардейского экипажа: Ян Стефансон, Капитон Шабанов, Иван Григорьев, Иван Яковлев, Прохор Антонов, Семен Богданов, бомбардир Федор Черняков [17] . Может быть, еще найдутся добровольцы.
17
Официально эти матросы числятся в списке без вести пропавших 14 декабря 1825 года.
— Хорошо. Пообещайте матросам деньги за участие, и скажите им, что можем взять их с собой.
— Нам придется уходить? — Лейтенант опечаленно приподнял брови.
— Сколько вам лет, Николай? — спросил Ломоносов.
— Двадцать три, — слегка обиделся моряк.
— Я прожил на одиннадцать лет дольше вас, и мой военный опыт меня убеждает, что, совершив неожиданное нападение на превосходящего противника, следует затем скрыться, не рассчитывая на то, что он окажется недостаточно сообразителен и не кинется в погоню.
— Я понимаю.
— Ежели хотите служить во флоте и дальше, — отступите от дела.
— Нет, мы должны выручить наших! — Лейтенант был категоричен.
— Хорошо, коли так. — Ломоносов, поставив локти на скрипнувший стол, оперся головой и на секунду задумался. — Мы пойдем к крепости по льду, ночью. Надобны белые балахоны, целиком закрывающие фигуру, с рукавами для рук и прорезями для глаз и рта. Не только для нас, но и для тех, кто уйдут с нами. А кроме того, веревки с крючьями для зацепа за стену. Вы должны
— Мы приготовим шкоты с узлами для подъема, с кошками — небольшими якорями — на концах. Но крюки будут звякать о стену, и это привлечет внимание часовых…
— Оставьте этот момент моим заботам. Мне нужны будут также несколько салазок, которые могут тянуть за собой люди. Нам придется переместить с собой двадцать или тридцать пудов. И еще запальные шнуры, которые могут гореть не менее десяти минут…
— Порох?! — загорелся Чижов.
Петр поднес руку к губам:
— Тише, молодой человек, вы нас выдадите.
— Да-да, — кивнул лейтенант. — Я все понимаю…
— Пойдемте. — Петр поднялся, забрав с собой водку, Чижов последовал за ним, и, чуть пошатываясь, как выпившие люди, они двинулись к выходу.
Следующая встреча произошла, как и договаривались, спустя еще три дня, под видом карточной игры. В комнате небольшой избы, за столом с картами и водкой сидели пятеро: Ломоносов, переодетый в купца 3-й гильдии, Муханов в гражданском платье, лейтенант Чижов, с ними лейтенант Гвардейского экипажа двадцатисемилетний Николай Окулов и самый старший из всех, узколицый капитан-лейтенант Николай Бестужев, отрастивший усы.
— …Новость, господа: создан Сводный полк гвардии, куда сведены стоявшие посреди Сенатской батальоны, — сказал Чижов. — Говорят, Николай вызвал к себе Ивана Шипова, командира первого Преображенского батальона, и говорит ему:
«Господин полковник, вы отлично служите — поэтому я решил дать вам полк».
«Какой же?» — спрашивает тот, готовый к подвоху.
«А вот Сводный полк мы создали — вы его возглавьте и послужите матушке-России на Кавказе! Чтоб в двадцать четыре часа вышли из Санкт-Петербурга на Кавказ!» — Приказ есть приказ, сейчас уже маршируют на юг!
— Ловко! Чистят город, чтобы не на кого опереться было, если кто уцелел… — заметил Ломоносов.
— Как вам удалось скрыться? Расскажите! — спрашивает Муханов Бестужева.
— После взрыва собора я на несколько мгновений лишился чувств. Когда опамятовался, вижу — меня тянут двое матросов, Анкудин Васильев и Степан Афанасьев. Они до сих пор со мной, скрываемся вместе, в морской слободе. Еще двое гренадер — Силантий Рыпкин и Василий Стрелков, — присоединились к нам позднее: их нашел Анкудин.
— Да, это хорошо. Кстати, день назад с юга прибыли трое молодых людей, ровесников господина Чижова: прапорщик Саратовского пехотного полка, полтавчанин Иван Шимков, квартирмейстерский поручик Главной квартиры Первой армии, тульский помещик Владимир Лихарев, и поручик Пензенского полка Николай Лисовский, сын мелкого кременчугского чиновника, — люди надежные и отважные, — сказал Муханов.
— Это не тот Лихарев, что был адъютантом у Витта?
— Да, он.
— Я видел его в день ареста Пестеля. На вид он честен, — заметил Ломоносов. — Итого, тринадцать офицеров и одиннадцать рядовых — не слишком большое войско. Нас меньше одного взвода.