Декады Ночь Между Днями Седьмым И Восьмым
Шрифт:
Но он никуда не удалился. Просто Эвтаназия вместе с Подсудками Каздепой Мехтодиивной и Процедурой Антуанивной, исполнявшей по совместительству обязанности Секретарки Страшного Суда, собрались вместе, в кружок и, повернувшись ко всем остальным попками и обнявши друг дружку руками за плечи, стали о чем-то энергично шептаться. Наконец, они прервали "совещательный процесс" и повернулись ко всем присутствующим.
– Слово для оглашения промежуточного квалификационного вердикта Страшного Суда предоставляется Подсудке Каздепе Мехтодиивне, - торжественно провозгласила Судья-Эвтаназия.
Каздепа выступила вперед и начала свою речь:
– Ваша честь! Высокий Суд! Достойные Влагалища Коллегии Присяжных и все участники процесса! Позвольте доложить вам промежуточные результаты тщательного анализа судебной коллизии, с которой столкнулось наше Заседание. Содержание данной коллизии
– одним и тем же субъектом минета двум совершенно разным его объектам в одно и тоже время в различных пространственно-подобных точках нашей незалежной державы. Вот в чем состоит парадокс! И это заставляет Высокий Страшный Суд и, я полагаю, Коллегию Присяжных выработать какую-то концептуальную
модель данного парадокса. Иначе нам придется сделать чересчур далеко идущие выводы и произвести весьма существенные изменения в классической Аристотелевой логике и, возможно, в теории нахождения тел, занимающихся оральным сексом, в физическом и юридическом пространстве-времени. Или - что еще хуже - осуществить далеко идущие диверсии в область принципа причинности. Не уверена, что после такой кардинальной модификации концептуальной базы от стройного здания нашей судебной системы и Национальной Демократии останется хоть что-нибудь в первозданном, целомудренном и непорочном виде!
Однако, в данной коллизии проницательный рассудок способен установить некий весьма тонкий, но от этого еще более фундаментальный инвариант. Обнаружить, так сказать, скрытую симметрию. Ведь независимо от того скрывал пан Маузер свою сущность как Петренка или он не скрывал ее, факт его одновременного нахождения в двух совершенно разных местах убедительно доказан двумя независимыми группами авторитетных свидетельских показаний! Мы не вправе игнорировать их, ибо тогда будет подорван сам институт судебного свидетельства, что ознаменует собою ничто иное как крах всей судебной системы нашей незалежной, суверенной, правовой державы, за которую мы испытываем столь законную гордость! Ergo, имеем факт, хотя и парадоксальный, нахождения дееспособного (именно, дееспособного - вспомним хотя бы минет, поимевание раком и прочее!) подданного державы в один и тот же момент времени в двух совершенно разных местах нашей державы же. Напоминаю всем участникам процесса, что таковое действие, деяние или же состояние - уточняю: нахождение в двух разных местах - категорически запрещено чинным Криминальным Кодексом и Высшим Значением Дисциплинарного Мониторинга и квалифицируется ими как державная измена первой категории. В сложившейся ситуации сокрытие подданным Маузером своей сущности Петренка мажорируется более серьезным проступком - одновременным преступным нахождением в двух разных местах, а наказание за первое поглощается наказанием за последнее преступление. Такова логическая и юридическая сторона дела. И решение сейчас полностью лежит на Коллегии Присяжных, обязанность которой патриотично, объективно и непредвзято рассмотреть все аспекты данного дела, изучить, если понадобится, необходимые дополнительные материалы, исследовать смягчающие вину подсудимого обстоятельства, буде таковые найдутся, и принять единственно правильное, честное, принципиальное и мудрое решение, которое впоследствии, уверена, составит фундаментальный прецедент для будущей юридической теории и правоприменительной практики. Благодарю за внимание!
Каздепа закончила свою речь и чувствовалось, что она осталась ею довольна. Довольной была и Судья - Эвтаназия Андерстендивна и Прокурорка Сучара Нарцисивна. Неудовлетворенность выказывала лишь Адвокатка Прлебедь 'Oрестивна, которая в продолжение Каздепиной речи вертелась, всплескивала руками, фыркала, так что Эвтаназия даже вынуждена была погрозить ей пальчиком, после чего Прлебедь слегка угомонилась.
– Итак, дорогие коллеги!
–
* Sapienti sat - умному ясно (лат.)
К проведению судебной процедуры есть у кого замечания? Тоже нету? Если возникнут, прошу в письменной форме, кто умеет писать, передать их Процедуре Антуанивне. А сейчас - дело за присяжными. Обсуждайте рассмотренное нами дело, дорогие мои. Дискутируйте. Советуйтесь со своею совестью. Но не упускайте из виду всего лишь одного пункта: согласно Ночной Стороне нашого Национального Правосудия иного приговора, кроме как смертная казнь - у вас нету! А в остальном - полнейшая свобода. Прошу присяжных уединиться, не выходя из этого зала, посовещаться не менее 232 секунд, но не более 347 и вынести свой окончательный вердикт. Мы поможем вам дать его точную, юридически безупречную формулировку.
Присяжные тут же принялись за дело, что проявилось в усиленном дефилировании Членов Коллегии (или, как тут принято было выражаться, "Влагалищ Коллегии") пред Канцлером и энергичном верчении перед ним попками, так что ему даже пришлось пару раз стегануть по этим попкам своим прутом наиболее расходившихся развратных девчонок. В этих занятиях прошло "не менее 232 секунд, но не более 347", после чего Эвтаназия Андерстендивна звонко воскликнула "Динь-динь-динь!", что, по-видимому, должно было означать звон судейского колокольчика, призывающего к продолжению заседания. Когда все угоношились, Эвтаназия громко объявила:
– Слово надаётся Голове Коллегии Присяжных уважаемой ... тю!, а кто у нас Голова Коллегии-то? ... о! опять Давалка!
– слово надаётся уважаемой Давалке Пубертативне. Давайте, Давалка! Ах, глядите - каламбур получился: Давайте-Давалка!
– Ваша честь и все-все-все!
– выступила вперед Давалка Пубертативна, длинноногая, стройная, но довольно вертлявая блондинка с мелкими чертами лица.
– Я имею поручение от нашей Коллегии. От всех наших Влагалищ. Нужно приговор устно сказать. А приговор такой. Значить, пан Маузер-Петренко приговаривается к смертной казни - это понятно - а вот через что? Тут, бляха, варианты! И варианты такие. Три варианты - либо запороть насмерть Прутом пана Канцлера, либо Электрический Табурет, на котором он сидит, либо подвергнуть наказанию через устройство "ДВЕРЬ". По его выбору. Наказание максимально гуманитарное и минимально строгое. Шоб знал, падла! Кроме того, ему предоставляется Последнее Желание: оттрахать на шару любым способом, включая и запрещенные Дисциплинарным Мониторингом, кого хочет из состава Суда. Хошь тебе Судью - Эвтаназию Андерстендивну, хошь - Подсудков, хошь - Прокуроку (у неё такая жопка классная!), Адвокатку или любую из Влагалищ Коллегии Присяжных - а хоть бы и меня. Но не более двух штук. Правда, по желанию осужденного эти двое наших могут быть заменены на одну приговоренную целку из ненаших. Если ему, конечно, так уже сильно целки нравятся. Я кончила. В смысле, кончила устно говорить приговор. Ха-ха-ха! Абзац! Запускай Тотализатор, Эвтаназия! Делаем ставки, девки!
Семен Никифорович в продолжение всего судебного "процесса" сидел на своем табурете как прибитый. Какое-то потустороннее отчаяние могильным холодом сковало все его существо. Самое ужасное, что хотя он совершенно четко помнил и разумом своим осознавал, что никаких сексуальных контактов, никаких "минетов" с юными проститутками он не имел, но их сообщение о его двух квартирах - на Большой Житомирской и на углу Заньковецкой и Лютеранской (доставшихся ему, кстати, абсолютно законным образом в качестве наследства от покойных родителей, долгое время бывших в разводе и живших раздельно) - было совершенно достоверным и приводило его в какую-то смущенную неуверенность. Ведь, в принципе, могли эти девчонки бывать в его холостяцких гнездах, вполне могли! Особенно когда он в какие-то периоды сдавал то одну то другую квартиру внаем другим людям. Ему даже смутно припоминалось, что он вроде бы и в самом деле подавал какой-то даме завтрак в постель, правда не мог вспомнить, какой именно и при каких обстоятельствах.
Чем далее, тем, однако, яснее он осознавал, что несмотря на то, что судебная процедура была ничем иным как жалким фарсом, наглым надувательством, вопиющей профанацией и апофеозом продажности, но приговор и его исполнение могли (хотя бы даже и во сне!) быть вполне настоящими, и непонятно, чем вообще всё это могло закончиться. Ведь, случалось же, что люди умирали во сне. И очень даже случалось!
Но душу Семена Никифоровича теперь все сильнее стали теснить совсем другие мысли и чувства. Это была невыносимая боль за судьбы несчастных девочек, подвергнутых насилию и растленных такими ужасными способами в самом нежном детском возрасте. Так вот, оказывается, каким образом наша Элита спасает себя от