Декоративка. Книга 1
Шрифт:
Если бы кто-то сказал мне полгода назад, что я попаду в другой мир, я бы, естественно, не поверила фантазеру и покрутила пальцем у виска. А если бы этот кто-то добавил, что я буду в этом самом другом мире производить продукцию 18+, я бы… не знаю, как бы я отреагировала, но реакция точно была бы бурной!
Когда я рисовала Зена дома у Тредена, мною владело вдохновение, и в то же время было спокойно. В едальне же меня напрягало все: и обстановка, и посетители, и шум, производимый ими… Но мой хозяин сидел
«Рисовальная палочка», которую принес парень-с-луком, оказалась карандашом — по крайней мере, я так про себя назвала тонкий графитный стержень, заключенный в деревянный футляр. Конечно, карандашом рисовать было во много раз удобнее, чем угольками, но тут у меня возникла новая проблема: в качестве модели для рисования настойчиво представлялась Лена. Я видела ее несколько раз обнаженной, а потом и в наряде мэзы, так что в сознании прочно укоренилось равенство мэза=Лена. Но не могла же я нарисовать свою подругу?
Мне нужен был другой пример, но какой?
Чтобы понять, от чего отталкиваться, я склонилась к Зену и спросила, каков у местных идеал женской красоты.
— Разве ты не видела мэзу? — шепотом уточнил он.
— Видела, но мне надо знать, что нравится большинству. Иначе мои художества будут плохо продаваться. Выбеленные волосы, светлые глаза, аккуратный нос, пухлые губы — это нравится?
— Мясца, мясца добавь, — посоветовал Треден, расслышавший меня, и выразительно показал на себе, какие изгибы должны быть у дамы мечты.
— Большая грудь, тонкая талия, крутые бедра… Предсказуемо, — усмехнулась я.
— Она должна быть как корова, — продолжил бородач томно, с придыханием.
Мои брови приподнялись.
— Хорошо откормленная, холеная, самая ценная животина в хозяйстве, оберегаемая от гуи и воров, — пустился Треден в художественные сравнения.
Я усмехнулась и, решив ориентироваться на Мэрилин Монро, принялась рисовать «корову». По сути, все, мэнчи описали стереотипный образ сексапильной блондинки с формами. Примитив…
Они хотели обнаженную женщину, но ведь и обнаженную женщину можно изобразить невинно. Моя мэза на рисунке стояла вполоборота. Длинные волнистые волосы струились плащом по ее спине, прикрывали круглые ягодицы, но не полностью. Я подала ее красоту намеками: вроде и нет одежды, но самое интересное скрыто. Неприкрыты только часть грудной клетки, плечико с лилией-татуировкой, окружность левой груди… Как женщина, я не видела ничего особенного в том, чтобы просто изобразить красивую голую даму. Мне хотелось эстетики, утонченности, и в итоге самым сексуальным в рисунке получилось спокойное склоненное лицо мэзы, освещенное мягкой полуулыбкой…
Рисунок был закончен, а мне все хотелось что-то подправить, добавить… Зен мягко перехватил мою руку, испачканную карандашом, давая понять, что пора заканчивать. Я стерла пот, выступивший на лбу,
— Что скажешь?
— О-о, — протянул восхищенно Треден, и перегнулся через стол. Рисунок он видел перевернутым, но и такой он на него произведение произвел. — О-о-о…
— Нравится?
— Да, но тощевата. И одни волосья видны. Ты бы ее того, передом нарисовала!
— В самый раз, — возразил Зен и, взяв рисунок, встал из-за стола.
Мэнчи, ожидающие, когда же я закончу, так и повалили ему навстречу (пока я рисовала, они сидели на своих местах, как выдрессированные, хотя у некоторых явна была ломка любопытства). Пряча рисунок, Зен подошел к хозяину едальни.
Я не могла бы с такого расстояния разглядеть, что там происходит, поэтому просто взяла кружку Тредена с пивом и сделала хороший глоток.
Я давно уже сняла тулуп и шапку, и оставалась в старой рубахе Зена; растрепанная коса свешивалась на грудь. Так я, конечно, привлекала еще больше взглядов, но долго в тулупе и шапке я бы точно не просидела!
Далеко не все мэнчи потянулись к хозяину едальни, который в данный момент, судя по звукам, рассматривал рисунок; многие остались на местах и предпочитали рассматривать меня. В кои-то веки я порадовалась своему плохому зрению и тому, что не могу рассмотреть их сама.
— Что вы за люди такие? — проворчал Треден, у которого от такого внимания снова испортилось настроение. — Зачем явились? Свору голодных мэнчи дразнить?
Не могла же я сказать, что мы пришли, потому что наследили и если бы вернулись домой, то к нам бы пожаловали ловцы с расспросами, а не видели ли вы нашего товарища?
— Деньги нужны.
— Деньги! Зачем мертвецам деньги? А вас прикончат, попомните мое слово, потому как…
Мэнчи так и не договорил: в другом углу зала стало очень шумно.
— Что там? — спросила я, щурясь.
Треден обернулся и начал комментировать. Зену удалось продать рисунок хозяину едальни, одному из самых зажиточных мэнчи в деревне: Треден увидел, как они пожали руки. Затем другие мэнчи стали заказывать у него рисунки — по крайней мере, так это расшифровал бородач.
К нам несколько раз сунулся тот молодец с протяжным голосом, но суровый Треден отвадил его от нашего стола, да и другие отпихнули со словами: «Не твоя дека, не лезь». В едальне совсем не стало тише, наоборот, посетители переполошись еще больше, но теперь это было позитивное оживление.
Я не знала, как и о чем договорился Зена с мэнчи, но, вроде, все устроилось благополучно.
Мы вернулись домой, когда уже стемнело, и в этот раз Треден остался ночевать у нас. У нас теперь была корзинка, полная съестного, вкуснейшая горячая сбита в горшке и целых пять заказов на рисование четырех обнаженных мэз и одного портрета. Мэнчи, пожелавший портрет, должен был прийти утром.
Затея с охотой провалилась, но все сложилось в итоге таким образом, что мы с Зеном остались довольны. А вот Треден мрачнел и сокрушался: