Дела и люди века: Отрывки из старой записной книжки, статьи и заметки. Том 1
Шрифт:
— Ну, что же! Я ассигную вам, Иван Иванович, на это 500 франков. Орудуйте, любезнейший, — хохотал в веселом настроении Курочкин, — зовите ее на одну только кадриль с нами.
Иван Иванович согнулся в три погибели, попятился и исчез.
— А придет — не уйдет! Не так ли, Петр Косьмич? — подмигнул Василий Степанович вслед уходившему Излеру.
— Конечно, попадет птичка в клетку — не вылетит…
Разговаривая и шутя, мы вернулись в кабинет. Николай Степанович сделал все надлежащие к пиру приготовления. Две лишние софы он велел вынести и простору вокруг стола стало более. Оставшиеся оттоманы и софы, а также и пол вокруг стола, были застланы зеленью и цветами — атмосфера получилась свежее и ароматичнее. Окна
— А вот и мы! — воскликнул Василий Степанович, входя весело в кабинет, — кажется, не заставили себя ждать.
«Варись, варись, зелье, на беду людей, Будь чужим отравой, своих не губи»!запел Минаев из «Аскольдовой могилы», бросился на один из близ стоявших оттоманов и растянулся на нём.
Николай Степанович нахмурился и начал было: «господа, по церемониалу…» но вбежавший впопыхах Иван Иванович прервал в самом начале его филиппику.
— Василии Степанович, — воскликнул он в ужасе, — беда! Супруга ваша, Наталья Романовна, приехала и ищет вас…
Если бы внезапно грянул гром и оглушил кого-нибудь из нас, мы были бы менее поражены, чем подобным известием [35] .
— Разбойница!.. Зарезала!.. — только и мог выговорить растерявшийся Василий Степанович, и схватился обеими руками за голову.
— Наталка! — воскликнул Николай Степанович в ужасе. — И зачем только эта баба притащилась?
— Вот ты и поди ж! — опустил беспомощно руки редактор «Искры» и заметался по комнате. — Где она? — обратился он к Ивану Ивановичу.
35
Необходимо пояснить, что редактор «Искры» был человек строгих правил, твердый и решительный. Его положительность и неуклонность в принятых решениях была известна. Но во всем, касавшемся лично его и семейных дел, он находился под влиянием этой простой и необразованной женщины. Во всех его домашних столкновениях с нею, ей стоило только нахмуриться, возвысить голос, прикрикнуть, — и бедный Василий Степанович, по меткому его выражению «старался устраниться», стушевывался, умолкал или уходил прочь. Наталья Романовна знала это очень хорошо и, при каждом удобном случае, пользовалась этим, пуская в ход все женские уловки и, конечно, достигала желанной цели. В данном случае она, узнав от рассыльного редакции, что Василий Степанович задумал устроить у Излера вечер, бросилась и, под видом болезни ребенка, увлекла его домой.
— Ей сказали, что вы в театре и она пошла туда.
— Задержите ее, пожалуйста, там, а мы уедем куда-нибудь в другое место, — проговорил он скороговоркой Излеру, провожая его из кабинета и, обратясь к нам, скомандовал: — ну, едемте, что ли?
— Куда же поедем? — вопросил нерешительно Николай Степанович.
— Хоть к чёрту, только вон отсюда… — суетился Василий Степанович, отыскивая свои вещи.
«Притащилася» «Наталка»! «Вот ты и поди ж»! Лезет на скандал, нахалка, — Какбалагурил Минаев, переваливаясь с боку на бок на оттомане.
Дверь в кабинет распахнулась и показавшийся в ней Иван Иванович спешно проговорил:
— Василий Степанович, Наталья Романовна сюда идет! в театре ей сказали, что вы здесь.
— Бога ради, отведите ее куда-нибудь в другое место, пока мы уедем, в другой кабинет, что ли, ну, заприте, наконец, — суетился сконфуженный редактор; — едемте же, скорее! — понукал он нас.
— Да куда ехать? — отозвался неохотно Николай Степанович, — здесь всё готово.
— Убрать всё! — крикнул лакеям Василий Степанович, схватил шляпу и ринулся к двери. — Кто со мною? Выходите.
Я оделся и вышел за ним, в вестибюле догнал нас Николай Степанович и Минаев. Пока мы стояли и дожидались карет, за которыми был послан артельщик, из сада выбежал Излер, а за ним вылетела, вся раскрасневшаяся, как пион, Наталья Романовна.
— Ты уезжаешь? — подбежала она к Василию Степановичу, — а я тебя ищу.
— Зачем?
— Дома неладно.
— Что такое?
— Мальчику худо.
— Не могла ты разве кого-нибудь послать: приехала сама, — конфузился и путался в словах, Василий Степанович. — Что с ним?
— Я не знаю. Поедем домой. Увидишь.
И она повисла у него на руке. Василий Степанович, видя, что спасения нет, сел с нею в карету и приказал ехать домой. Прощаясь с нами, он только пожал плечами и сделал выразительный знак, а брату шутливо напомнил:
— Ну, вот, Николай, вторая-то карета и пригодилась. А то тебе пришлось бы трястись на извозчике.
Вечер был сорван. Минаев, по отъезде четы Курочкиных, предложил возвратиться к «жженке», и настаивал на принятии своего предложения, скандируя такой экспромт:
Испугалися Наталки, — И бросаем жженку!.. Я скорее бы взял в палки Эту ведьму — женку…— Но ты пойми, — протестовал Николай Степанович — что наше самолюбие, наше личное достоинство не могут допустить этого. Ты слышал, что брат Василий велел всё убрать, т. е. другими словами, отдал всё лакеям. Не можем же мы потребовать от лакеев отданных им напитков. Но если ты хочешь непременно жженки, то надо сварить свою и заплатить за нее: ведь мы — пойми ты это! — не можем пить на счет брата, когда он кредита нам у Излера не открыл.
— Ну, тогда поедем домой, — махнул рукой Дмитрий Дмитриевич, и мы, после некоторых дебатов, разъехались. Минаев и Курочкин в запасной карете отправились в Лесные Палестины, а я вернулся на пароходе домой.
Но поэт-сатирик, садясь в карету и пожимая мне на прощанье руку, продолжал волноваться:
Как мы глупы! как мы жалки!.. Испугалися Наталки!.. И в угоду вздорной жонке Отказалися от жженки…VI
Визиты М. М. Стопановского и Н. И. Кроля. — Редакция «Военного Сборника». — Н. М. Григорьев. — Генерал П. К. Меньков. — Свидание с В. А. Соколовским и А. А. Якимовичем. — Посещение В. С. Курочкина. — Отъезд в Москву.
Дня через два меня посетили М. М. Стопановский и Н. И. Кроль. Первым пришел Михаил Михайлович. После обычных приветствий, он сообщил мне, что Василий Степанович очень огорчен исходом задуманного им вечера, но иначе поступить он не мог, так как ему угрожало неприятное столкновение, которое могло окончиться публичным скандалом, чего он, и как человек, и как общественный деятель, вообще старается избегать.