Дела и случаи нестарой школьной девы
Шрифт:
— Пожалуйста! Василий Сергеевич, сказал, что вы училка русского языка.
Язвительная Нарышкина, завернувшись в штору, как в тогу, окинула визитёра царственным взглядом и изрекла сквозь зубы:
— Любезный, училок здесь нет. Только учительницы… И челюсть…
— Что челюсть? — испугался новый охранник.
— Челюсть подберите, юноша, — снисходительно улыбнулась Ангелина и отвернулась: ей стало неинтересно.
Добросердечная Злата, давясь смехом, гневно зыркнула на суровую Нарышкину и, конечно, помогла. И Семён, как представился парень, удалился, спросив на прощание у Ирины:
— А вы тоже училка?
Ирина подавила смешок и ответила:
— Ага.
— Химии, —
Парень покачал головой:
— Несолидные вы какие-то. Вот у нас в Козине училка идёт, так её за версту видно! Что твой ледокол! И тут — во, и тут — во! — он красноречиво поводил руками у себя перед грудью и сзади пониже спины, потом ткнул жёлтым от никотина указательным пальцем в фигуристую Нарышкину:
— Ну, вот как у неё хотя бы! — и удалился.
Ирина со Златой захохотали и рухнули на парту.
— Слыхала?! В Козине мы бы работать не смогли! Не взяли бы нас, таких несолидных! — стонала Злата.
— Ну, ничего, в Москве пока не выгоняют, может, сгодимся хоть здесь. Зато Нарышкина наша будет котироваться даже в благословенном Козине! М-да-а, — почти рыдала Ирина, — на всякий случай, надо бы начать отъедаться. Предлагаю коллективно набирать вес. Намалюем на кумачовом транспаранте лозунг «К концу учебного года — центнер!» и вперёд!
Ангелина сначала крепилась, но потом тоже засмеялась, всхлипывая и вытирая слёзы. Отсмеявшись, Нарышкина скептически поджала губы и покачала головой:
— Не задержится он у нас. Василий Сергеевич с ним работать не сможет. Он терпеть не может в людях фамильярность и беспардонность. А тут они в полной красе.
— Может, он, я про Семёна, человек хороший?
— Да, скорее всего. Но в школе ему не место. Во всяком случае, в нашей.
— Ладно, давайте злобствовать не будем, поживём — увидим…
Иринин свежеотремонтированный светлый кабинет с огромными окнами, девственно чистой доской и пристроенным таки в безопасное место «под рукой» блестящим ярким огнетушителем вызывал у неё бурю положительных эмоций, и драила она его с любовью и остервенением. Остервенение было связано с неумолимо приближающимся началом учебного года.
Наконец школа стала чистенькой и праздничной, как ей и полагалось, ученики были поделены на классы, классы распределены между учителями: кто-то оставался со своими детьми, а кто-то получал новых. На входных дверях повесили огромные объявления, оповещающие о том, что школа полностью готова к новому учебному году. Толстенные папки с личными делами каждый классный руководитель забрал себе для изучения. К Ирине в класс добавили четверых новеньких, и всех мальчиков — бывает же такое… А на последний день августа было назначено общешкольное родительское собрание.
С утра в школе кипела работа: готовили торжественную часть, писали планы бесед с родителями, растаскивали из библиотеки по кабинетам комплекты учебников, расставляли новенькие, пахнущие лаком и клеем парты и стулья, и украшали фойе первого этажа и актовый зал.
Наконец к школе потянулись ручейки родителей: широкий и многолюдный от ближайшей станции метро и тоненькие от подъездов всех окрестных домов. Новенький рыжеусый охранник Семён, широко улыбаясь, приветствовал всех входящих. За длинными столами велась регистрация пришедших, а радостно возбуждённые учителя фланировали между не менее радостными и возбуждёнными родителями, многие из которых пришли в сопровождении любопытствующих отпрысков.
Постоянно
В этот момент дыхание Ирины Сергеевны перехватило, потому что невдалеке у стола регистрации стоял мужчина. Именно такой, каким он был в её мечтах, такой, какого она уже отчаялась встретить. Высокий, стройный, широкоплечий, аккуратно стриженный, темноволосый. Стоял он спиной к ней, и лица его Ирина не видела, но это было и не важно. Она замерла, совершенно очарованная. Прогуливающиеся вместе с ней в гудящей толпе родителей коллеги и подружки Злата и Маринка, то есть, конечно, Злата Андреевна и Марина Викторовна, налетели на неё и недоумённо заозирались, не понимая, в чём причина аварийного торможения. Особенно буйно кудрявая в честь родительского собрания Ангелина продефилировала к ним и тоже с интересом уставилась на подруг.
Ирина Сергеевна же, не замечая их, оторопело смотрела на мужчину своей мечты и думала о том, что сейчас она никак, ну просто никак с ним познакомиться не сможет, потому что учителю не подобает вести себя столь вольно. Следующая посетившая её прелестную, ставшую вмиг совершенно пустой головку, мысль была ещё менее оптимистичной. Потому что жертва любви с первого взгляда с грустью поняла, что случайные люди в школу забредают редко, а уж на родительские собрания тем более, а потому молодой человек, сразивший её наповал, скорее всего, был отцом какой-нибудь отличницы или, на худой конец, отличника. И поэтому она с ним не смогла бы познакомиться не только в этот день, но и вообще никогда, поскольку разрушать семью принципиально не хотела. Да и завязывать какие-либо отношения, кроме сугубо деловых, с родителями учеников считал недопустым.
Ирина горько вздохнула и собралась было пойти дальше. Но в этот момент мужчина обернулся, и ей стало совсем худо. Потому что и спереди он оказался абсолютным воплощением Ирининого идеала, того самого идеала, который почти каждая девочка буквально в деталях придумывает ещё задолго до достижения половозрелого возраста.
Одно удивило Ирину: мужчина был совершенно неприлично для отца ребёнка школьного возраста молод (не старше тридцати, автоматически отметила она про себя) и не менее неприлично, в её понимании, хорош. Она не любила идеальных красавцев со сладким выражением лица и уложенной волосок к волоску причёской. Ей нравились парни с озорной улыбкой хулигана и души компании. Не злобного хулигана из девяностых, что почти синоним уголовнику, а весёлого, славного хулигана восьмидесятых, этакого Робин Гуда дружных окрестных дворов и любимца пионерлагеря, доброго баламута, заводилы и любителя лохматых голодных дворняг, которые встречают его дружным повиливанием увешанных репьями хвостов. Именно такое лицо было у этого молодого папаши.
Как порядочная девушка Ирина Сергеевна в целях самозащиты сразу же возненавидела наверняка женатого папашу-красавца всеми фибрами своей учительской души и мрачно подумала: "Не дай Бог такого отца в свой класс заполучить. Гад, наверняка! Хорошо, что не мой контингент, молод слишком для отца десятиклассника", — и, энергично помахивая табличкой с надписью «10 «Б», она направилась в актовый зал ждать начала общего собрания.
Август — сентябрь 1999 года. Москва