Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
– Это моим! – сказал Маркел. – У кого хочешь спроси, что моим! Это я велел его сюда! А теперь мне что, его обратно уже нет?
– Нет, – строго сказал стрелец. И также строго прибавил: – Здесь обратно не бывает. Только если боярин Василий позволит.
– Ладно, – сказал Маркел уже не с такой злостью, после убрал овчинку и сказал: – Будет тебе боярин, погоди еще. А пока ты меня хоть расспрос взять с него пустишь?! – сказал он уже очень громко и даже еще шагнул вперед.
– Но! – так же громко ответил стрелец. – Осади! – и даже еще выше поднял пищаль и уже почти ударил ею! Но остановился, подумал и сказал: – Ладно. Иди. Но только
Маркел прошел через нее дальше, в сени, а тот стрелец за ним следом. В сенях было уже четверо стрельцов, и они все сидели по лавкам. Маркел их поприветствовал и еще раз показал овчинку, а тот стрелец, с которым он пришел, сказал, что им нужен Влас Фатеев, дьячок этой губной избы, с него надо снять расспрос, и это боярину срочно. Срочно, еще раз сказал тот стрелец уже совсем громким голосом, после чего один из этих четверых стрельцов поднялся, подошел к ближней к нему двери и обернулся на Маркела. Маркел подошел к нему, стрелец открыл дверь, и они через еще одни сени (правильнее, сенцы) прошли к лестнице, после мимо нее провернули налево и оказались в еще одних, очень темных, но зато просторных сенях, в дальней стене которых было видно небольшое оконце, забранное крепкой железной решеткой. За решеткой было тихо. Маркел велел дать свету.
– Здесь свету не положено, – сказал стрелец. – Как бы пожару не было.
– А я сказал – дай! – грозно сказал Маркел.
Стрелец что-то невнятно ответил и ушел.
Зато из-за решетки сразу послышалось:
– Маркел Иванович! Маркел Иванович!
Маркел узнал голос Авласки, усмехнулся и сказал:
– Я не Иванович, я говорил уже. Зови меня просто: боярин.
– Боярин! – сразу повторил Авласка. И зачастил: – Боярин! Батюшка! Маркел Иванович! Вызволи меня отсюда, Христом прошу, они меня убить хотят!
– Кто это – они? – строго спросил Маркел, подходя к окошку.
– Да наши, губные, – ответил Авласка. – Они здесь все со мной. И Русин Селиванович здесь тоже. Шестеро их здесь, Маркел Иванович, а я один.
А, вот оно что, подумал Маркел, и эти тоже с ним, ой, весело! После поправил шапку и спросил:
– Ивашка Муранов, ты здесь?
– Здесь, – мрачным голосом сказал Иван Муранов, углицкий губной староста. И дальше быстро-быстро продолжал: – Маркел, не обессудь, не знаю, как тебя по батюшке, но что это такое творится! Почему нас сюда посадили? Я ли народ не сдерживал? Я ли не послал гонца к вам, свинью эту, упредить? Я ли не…
– Сам свинья! Сам свинья! – перебил его чей-то голос. – А кто начал! А кто подбивал! А кто велел бить в набат?!
– Тпру! Тпру! – крикнул Маркел. И когда там затихли, спросил: – А это кто? Руська, ты?
– Не Руська, а Русин Селиванович, – ответил Русин Селиванов сын Раков, углицкий городовой приказчик, правая, можно сказать, рука покойного государева дьяка Михаила Битяговского. – Русин, – еще раз сказал он. – Руська гусей пасет, не забывай это, Маркелка, я отсюда еще выйду, и сегодня же, потому что мне есть что сказать, а то, я вижу, распустили руки, а их укоротить недолго! А языки еще быстрей!
– Это конечно, это всем известно, – сказал Маркел спокойным голосом. – Если за слова поносные, тогда укоротить язык. А если казне поруха, тогда что?
– Что?! – грозно спросил Русин Раков.
– А то, – сказал Маркел, – что за укрывательство тайной корчмы тебе, Руська, мало не будет. А ты ведь укрывал!
–
– Того, – сказал Маркел. – Знающие люди говорят, что укрывал.
– Кто говорил? – задиристо спросил Русин.
– Да вот хоть Евлампий говорил, – сказал Маркел. – Евлампий Павлов Шатунов, голова кабацкий. Еще вчера говорил! А теперь уже не говорит. А знаешь, почему не говорит? Потому что его сегодня ночью отравили. И кто это сделал, ты знаешь!
Русин молчал. И все они там молчали. Маркел еще сказал:
– Вот так-то, голуби. – После сказал: – Вот каковы дела веселые! А то наши уже стали поговаривать, что, мол, зря мы с собой Ефрема брали, а Ефрем зря брал свою рубаху красную, чтобы в работе не маралась. А вот не зря! – И тут он даже засмеялся.
А за решеткой было тихо. Маркел грозно сказал:
– Авласка! – И когда тот отозвался, сразу же спросил: – Ты когда в корчме в последний раз был? В пятницу?
Авласка помолчал, после сказал:
– Ну, в пятницу.
– А когда царевича зарезали, ты тогда тоже там был? – быстро спросил Маркел, после сам же ответил: – Был! Был! А наливал тебе он или кто? Фома, что ли?
– Нет, не Фома, – сказал Авласка. – Фомы тогда там не было. Баба его была, Хивря эта. Хивря и наливала.
– А ты, – дальше сказал Маркел, – напившись там, пришел домой и лег спать. И тут хоть режь царевичей, а хоть кого еще повыше, тебе все равно! Так было?
– Так, – тихо ответил Авласка.
И тут вдруг опять заговорил городовой приказчик Русин Раков, он громко сказал:
– Вот-вот! Вот, правильно! Они здесь все такие ироды, Маркелка! Так князю Семену и скажи! Воруют углицкие, все воруют! А государев дьяк их унимал, срамил, не давал воровать – и тогда они его убили всем скопом!
– Ты что это?! – грозно вскричал Иван Муранов. – Что ты такое мелешь, старый пес?!
– Пес! Пес и есть! – раздался еще чей-то голос, наверное губного целовальника Никитки.
– Сами псы! – гневно ответил Русин Раков, и еще даже кинулся к самой решетке. Теперь Маркел увидел его голову и его руки, он ими схватился за решетку и продолжал с большим жаром: – Маркел! Слушай меня! Мне теперь что! Загубить они меня хотят, я знаю! Мишка с Гришкой, братья эти мерзкие, они в казну по локоть руки запустили, пресечь это надо, Маркелка, и по локоть им же руки обрубить, вот что Ефрему нужно приказать! И дайте мне бумаги, я буду челобитную писать на государево имя, я ему всё поведаю, Маркелка! – И тут замолчал и перевел дыхание, а после, сверкая глазами, спросил: – Так передашь?!
Маркел подумал и сказал:
– Грозные слова ты говоришь, Русин Селиванович. Да и не моего они ума. Да и писал ты уже одну челобитную, третьего дня, и боярин Василий ее уже читывал. Зачем ему еще одна?
– Э! – сказал Раков громко. Отдышался и сказал: – Так та челобитная была ему, боярину, а эта уже будет царю! Дашь бумаги на царя? А, что ответишь?!
– Ну-у! – сказал Маркел протяжным голосом. – Царь! Вот ты куда хватил! Тогда это тем более не моего ума. Ты это, про эту челобитную, должен говорить опять ему, боярину Василию, пусть он даст бумаги на царя или велит не давать, это он у нас державный человек, а я кто? Я человек маленький, моего ума дело – это тайная корчма, мне было велено ее сыскать, и вот я ее сыскиваю. Вот я и пришел по Авласку. Авласка в корчму хаживал. А ты, Русин Селиванович, разве тоже там бывал и сиживал и зернь метал?