Дела семейные (сборник)
Шрифт:
– Поедем домой, – вдруг сказал Николай Егорович.
– Это почему же?
Он не ответил, но сделал нетерпеливый жест: если, мол, не понимаешь, так что же объяснять?
– Да брось ты, Коля! – ласково сказала Аня и потянула его за руку. – Хорошо-то как тут! Где ж нам еще и отдохнуть с тобой, как не у своих?
Придя с огорода, Аня посмотрела на себя в большое зеркало. И улыбнулась. Перед отпуском она устала, много работала, на сверхурочные оставалась и сама себя ругала за это, потому что выглядела неважно. Теперь и румянец и
Весь остаток дня Аня была к мужу очень внимательна. Но вечером он сам под предлогом, что жарко, ушел спать в сени. И Аня обнаружила, что ее Коля еще и самолюбив.
«Ладно, – подумала она. – Дома мы с ним разберемся».
Честно говоря, ей были непонятны все эти «усложнения». Если сердится, сказал бы прямо, тещу бы обругал, в крайнем случае наподдал бы им обеим. А Николай Егорович под интеллигентного играет, ходит, как Гамлет из картины. И все же Аня вняла его желанию, и через несколько дней они стали собираться в Москву.
Старуха готовила им гостинцы и плакалась:
– Давленье замучило, голова шаром опухает. Жду, вот Юрик обещался лекарство прислать. А что бы самому приехать? Ростила его, почесть, три года спали вместе. Первый кусочек – ему.
– Мама, – как можно мягче сказала Аня, – парень уже офицер. Что же он около тебя сидеть будет?
Сама она очень жалела мать: та совсем постарела, под глазами мешки, ноги ходят плохо. Главное, очень тяжела стала, грузна, на юбках ни один крючок не сходится. Будь она хоть с зятем в хороших отношениях, взять бы ее к себе. Но ведь они с Колей еще не старые, а комната одна.
Когда они вернулись в Москву, Аня впервые заметила, что ее Коля вроде бы и здесь тяготится быть с ней целыми днями дома, вроде бы скучает. Не догуляв двух недель, он прервал отпуск и вышел на работу. И Аня на него даже немножко обиделась: были планы покататься по каналу Москва – Волга, позагорать на пляже в Пирогове или на Клязьме.
«Так ведь я и одна запросто могу поехать, – подумала Аня. – Не утопят меня там без него».
Проводив Николая Егоровича на работу, она уложила в сумку свой пляжный ансамбль и отправилась в Пирогово. Ей попалась там веселая компания, с гитарой, с вином. Купались, пили, ели. Аня еще загорела и пополнела, потому что не столько плавала, сколько лежала на берегу и веселилась. Когда подошел срок выходить на работу, она стала примерять свое рабочее платье и обнаружила, что оно теперь ей на нос не годится, везде режет, не дает ходу, а расставлять его уже некогда и нечем.
– Ужас какой!.. Не представляю, Коля, с чего это я?..
И уговорила мужа пойти с ней в универмаг, где купила себе новое просторное платье. Заодно разорила Николая Егоровича еще и на шелковый гарнитур: покупать так покупать! В этот бельевой гарнитур, наполовину состоящий из прозрачных кружев, она обрядилась
– Хорошо делать стали, Коля, – сказала она, – от импортного не отличишь.
Николай Егорович кивнул. А Аня подумала:
«Стареет. Ходишь перед ним раздевшись, а он с газетой не расстанется».
Этим же летом Аня совершила роковую ошибку: отпустила Николая Егоровича одного в дом отдыха на две недели, оставшиеся у него от отпуска. Опасений у нее никаких не было, тем более что Николай Егорович стал за последнее время особенно необщителен и молчалив, совсем уподобился своей покойной сестре.
Перед поездкой он помог Ане возиться со стиральной машиной. Она не захотела его сильно утруждать.
– Вернешься – тогда чехлы снимем, постираем.
К приезду мужа Аня сняла все занавески с окон, портьеры, чехлы с двух кресел и дивана. Хорошо, что хоть не замочила: Николай Егорович не вернулся. Прислал короткое, как удар, письмо. Это было его первое письменное обращение к Ане. Она даже почерка его как следует не знала и не могла сразу разобрать, что он такое пишет. Но разобрать было необходимо, поэтому Аня все-таки прочла:
«Аня, прости меня, пожалуйста. Не сердись, жить с тобой я больше не могу…»
«Это почему же он не может, почему?.. – ошеломленно соображала Аня. – Да чего же я, дура, не понимаю: он другую себе там нашел!..»
Она решила сразу написать сыну, чтобы помог вернуть Николая Егоровича. Но было очень стыдно, да и написать как следует Аня бы не сумела. И, швырнув письмо Николая Егоровича, на котором не было обратного адреса, она начала громко рыдать. В первый раз она пожалела, что живет в отдельной квартире: если станет плохо с сердцем, никто и не подойдет, да и поделиться не с кем – хоть вой!
Немножко успокоила ее мысль: ведь придет же Николай Егорович за своими вещами. А тогда уж надо его любой ценой крепко схватить. Надо – так она и на колени бросится.
– Только явись! – вслух сказала Аня. – Вряд ли, Коленька, я тебя отпущу!..
Но Николай Егорович за вещами не приходил, и вообще было совершенно непонятно, где он находился. Аня сбегала на его старую квартиру – там никто ничего не слыхал. Побежала на квартиру покойной Стеши – там уже совсем посторонние люди жили.
Тогда рано утром Аня подошла к заводской проходной. Завод был огромный, территория тянулась на несколько сот метров. В потоке людей она увидела наконец Николая Егоровича. Он шел в своем хорошем костюме, в котором уехал в дом отдыха, но без подаренных ею черных очков.
Аня не помнила, что и было. Она плакала и угрожала, что бросится под машину. От крика и слез ей стало плохо, и Николай Егорович позвал такси.
Она почти силой заставила его сесть с ней в машину. Он поговорил с одним из сослуживцев и поехал с Аней.