Делай что должен
Шрифт:
Когда затих последний стон, из комендатуры вышел взвод карателей. Часть взялась помогать своим товарищам, схлопотавшим эмпатический удар, а остальные принялись сортировать павших идиллийцев. Костас наблюдал, как штрафники стаскивают в одну кучу убитых, а раненых и уцелевших, павших лишь от чужой боли, осматривают. Отсортированных идиллийцев забросили в кузова подъехавших грузовиков.
Костас не мог понять куда их везут. В то, что каратели вдруг решили проявить благородство и отвезти раненых в госпиталь, китежец не верил.
И оказался прав.
Вскоре Костас убедился в своей правоте. Едва действие газа закончилось, как площадь вновь огласили крики и стоны раненых. Хватало этих звуков, чтобы понимать — соваться на площадь опасно. Но идиллийцы совались. Не способные пройти мимо чужой беды, они стремились помочь раненым, но едва приближались к ним, как становились жертвами чужой агонии.
Машины экстренных служб, с их яркими проблесковыми огнями, особенно нравились карателям. Стоило такой приблизиться для помощи раненым, как корпораты с весёлым гоготом обстреливали спасателей.
Костас лишь бессильно скрипел зубами и наблюдал, чувствуя, что хуже быть просто не может.
Полковник понял, как ошибался, когда из здания комендатуры вывели Зару. Леди-мэр шагала с неизменным достоинством, будто не было рядом конвоиров, отпускавших сальные шуточки. Шаг идиллийки был твёрдым и уверенным, будто она до сих пор считала эту землю своей.
И тут до неё донёсся крик раненого. Арора повернула голову и узрела всё: сваленные в кучу мёртвые тела, залитую кровью площадь, скорчившихся раненых, пытавшихся уползти прочь от этого кошмара.
Ноги идиллийки подкосились и она не упала лишь потому, что пара корпоратов цепко держали её за предплечья. Самим карателям тоже пришлось несладко: их ощутимо шатнуло, придавило чужим горем, но штрафники почему-то воздержались от того, чтобы парализовать Арору.
Почему — стало ясно через минуту.
Идиллийку подтащили к месту порки и подвесили за руки. Один из штрафников разорвал платье на спине экс-мэра и поспешно отошёл за пределы действия эмпатии. Но Зара, похоже, уже не осознавала происходящего. Она повернула голову и неотрывно смотрела на сваленные в кучу тела. На изрядно залитую кровью, но всё ещё яркую разноцветную стрижку валявшегося у края женского тела.
— Ну, кому не слабо? — услышал Костас восклицание командира группы палачей.
— Дай я, — отозвался один из карателей.
Отобрав у товарища плётку, добровольный палач направился к беспомощной женщине. Костас буквально видел, как того ошарашили чувства идиллийки, едва он пересёк незримую черту эмпатического контакта. Корпорат остановился, несколько
Крик Ароры слился с воплем боли её мучителя. Под хохот товарищей неудавшийся палач уронил плеть и бегом бросился подальше от эмпата, выгнувшись и выпучив глаза от боли.
— А ну, отойди, — презрительно сплюнув, сказал очередной желающий проверить себя на крепость, перехватывая плеть. — Спорим, я выдержу три удара?
Он выдержал два. Выдержала их и Арора. Костас молился, чтобы она потеряла сознание, впала в спасительное забытье, но Зара лишь кричала и не отводила взгляд от тела мёртвой соуль.
Не в силах больше смотреть, Костас отошёл от окна и сел на койку, вздрагивая каждый раз, как раздавался крик идиллийки. Смысла стучать в двери, требовать от конвоя дать связь с Шериданом не было: Рам понимал, что истинным смыслом казни Зары была месть корпоратского ублюдка. Именно поэтому всё происходило под окнами камеры Рама: чтобы китежец видел и слышал, как убивают Арору.
Вот почему Костасу оставили брючный ремень — из расчёта, что полковник не выдержит изощрённого издевательства. Сперва весть о гибели дочери, потом казнь Зары… И ведь почти удалось — не устрой корпораты пальбу в городе, Рам уже висел бы в петле.
Но теперь полковник сдаваться не собирался. В умелых руках и ремень мог стать эффективным оружием. Может, он ещё успеет. Найдёт способ спасти хотя бы Арору.
Встав, полковник быстро вытянул ремешок из брюк и намотал на кулак.
— Конвойный! — зычно рявкнул Костас и врезал ногой по двери.
За окном послышался приглушённый расстоянием хлопок выстрела, а следом — разъяренные вопли штрафников.
Планета Идиллия. Город Зелар, квартал перед комендатурой
Чимбик хладнокровно обозревал залитую кровью площадь. Мёртвые и умирающие его не волновали — разум привычно задвинул эмоции далеко, на задворки сознания. Этим людям уже не помочь, а бессмысленное сострадание лишь мешает основной задаче — спасению мэра. У этой женщины хотя бы был реальный шанс: корпораты только приступили к казни. Чимбик, зная хрупкость человеческого тела и психики, не брался ставить точный прогноз — сколько ещё протянет Зара, — но на данный момент она получила всего лишь три удара.
Рядом зло скрипел зубами контрразведчик. Сержант опасался, что шальной дворняга выкинет очередной суицидный номер, но капитан лежал смирно, лишь изредка отталкивая лезущую в лицо ветку куста, служившего им укрытием.
Убедившись, что никаких дурацких выходок от напарника не ожидается, Чимбик переключился на корпоратов. Настроив микрофоны шлема на максимальную чувствительность, репликант подключился к планшету Грэма, чтобы тот тоже был в курсе разговоров палачей. Мешали только стоны и крики раненых и умирающих идиллийцев, выполняющих роль своеобразных «шлагбаумов».