Делай что должно

Лотош Евгений

Опытный командир мгновенно оценил обстановку. Это была не первая засада, в которую он попал, и здесь уже было не до воинской чести. Четыре к одному - всегда не лучший вариант, а если из-за деревьев начнут бить лучники, то это не бой, а чистой воды самоубийство. Десятник взвизгнул еще раз, и хазиги, мгновенно сменив мечи на копья, сбились в тесный клин и, не снижая скорости, врезались в первый отряд врагов. Сейчас многочисленность жугличей уже играла против них самих - пытаясь добраться до наемников, они сталкивались, мешая товарищам, их разгоряченные гонкой кони ожесточенно кусали и лягали друг друга. Наемники же на всем скаку поражали врага копьями, мгновенно выдергивая их из тел и не задерживаясь, чтобы добить, сбивали жугличей крупами лошадей. Вокруг стоял яростный визг Лютых, крики раненых кочевников и истошное ржание покалеченных лошадей, и пыль клубилась из-под копыт, и багрово сияло сквозь мглу яростное солнце.

Хазиги прорвались сквозь ряды врагов,

лишь двое из них остались лежать, посеченные, на поле боя, и вот уже снова впереди чистая степь, испятнанная перелесками, и тяжело раздуваются бока уставших коней, но уже недалеко застава. И тут спереди - справа и слева - навстречу наемникам вылетели еще два конных отряда. Но это уже были не жугличи. На новых врагах тускло бликовали железные кольчуги, обшитые на груди стальными пластинками, на полуоткрытых стальных шлемах с шишечками развевались конские хвосты. Длинные мечи без гард пока еще покоились в ножнах, вытянутые овальные щиты мирно висели за спиной. Не сбавляя хода, харазги вскинули длинные роговые луки, и навстречу наемниками рванулись толстые черные стрелы с блестящими железными наконечниками. Одна из них скользнула по краю шлема десятника, и тот, слегка оглушенный, на мгновение припал к коротко остриженной гриве своего коня, бросив мгновенный взгляд назад.

Кровь застыла в его жилах. И без того небольшой отряд наемников сразу уменьшился вдвое. Чудовищные точность и сила длинных луков, помноженные на мастерство лучников, не оставили невезучим хазигам ни единого шанса. Десятник, высоко вскинув пламенеющий меч, обреченно бросил своего коня в самую гущу нападающих, желая лишь одного - забрать с собой хотя бы двоих, да что там, хотя бы одного, но черная стрела ударила его прямо в широко разинутый в истошном боевом визге рот, выбив передние зубы, пройдя нёбо и перебив шейные позвонки. Время вдруг пошло очень медленно. Вокруг стало совсем тихо, и, медленно опрокидываясь с коня, десятник еще видел как последние три воина из его отряда доскакали-таки до конных лучников и были порублены харазгами, успевшими сменить луки на мечи. Все вокруг вспыхнуло ослепительным светом, и высокий суровый человек с наголо выбритой макушкой и черными глазами встал навстречу ему с сияющего трона. Потом стало темно.

С дозорной вышки все это было видно как на ладони. Но не жестокая гибель трех десятков хазигов потрясла часового. Тут и там степь усеивали рощицы, рощи и перелески, обычно темно-зеленые на фоне пегой выгоревшей степной травы. Но сейчас трава была почти не видна. Из-за деревьев вырывались конные - на низкорослых рыжих лошадях, сотни и тысячи всадников в сдвинутых на затылок папахах, с легкими саблями, копьями и луками, с бритыми подбородками и свисающими длинными усами, в боевых кафтанах, покрытых медными и костяными бляхами, а вдалеке за ними уже шли обозы, флегматичные волы тянули повозки с женщинами в пестрых халатах, небрежно брошенными шатрами, связанными и возмущенно верещащими свиньями… Степь чернела от отрядов жугличей, и даже на таком расстоянии слышались завывающие рога. Гамален кинул взгляд на злосчастный перелесок, где они с Халеном удирали от преследователей. Это, пожалуй, было единственное мирное место - в погоню за лазутчиками ушли все, кто мог. Теперь они лежали в степи, порубленные тоже мертвыми ныне наемниками, или же, ослепленные, блуждали среди разнотравья и не могли откликнуться на призыв чудовищного столба ярко-красного дыма, поднимающегося из-за восточного горизонта. Холодное отчаяние снизошло на Гамалена, немеющими руками вцепился он в ограду.

– Бей тревогу!
– прохрипел побелевший как мел сотник.
– Бей тревогу, часовой! Все, кто может, по коням! Уходим!

Звон набатного колокола разливался над равниной, и сигнальные костры полыхали под жаркими лучами полуденного солнца, посылая колдовским дымом отчаянные сигналы - бегите, спасайтесь! На всех заставах по хамирской границе люди спешно подтягивали подпруги, проверяли оружие и перевязочное тряпье в переметных сумах, пробовали ногтем, хорошо ли натянуты тетивы у луков, а земля гремела от топота десятков тысяч копыт, и за полчищами мохноногих лошадей оставалась голая, выбитая копытами земля. Воздух звенел от воплей из тысяч глоток.

Жугличи двинулись на Хамир.

Теомир с Ольгой впервые оказались в таком большом городе, как Хамир, и поэтому смотрели по сторонам, открыв рот. Сегодня они, наконец, увидели каменные дома из давних детских сказок. Правда, каменных жилищ в три или даже четыре этажа они так и не встретили (а, по слухам, в Купчище таким было каждое второе здание), но двухэтажный дом из белого мрамора попался им по дороге на рынок. Из-за мощной деревянной изгороди даже с коня виднелась лишь верхняя часть его железной, крашеной коричневым крыши, но, по счастью, ворота были широко распахнуты. Теомир успел бросить внутрь любопытный взгляд. Дом, казалось, сиял изнутри своим собственным светом, а желтое утреннее солнце, краешком выглядывающее из-за краснокирпичной печной трубы, выглядело бледно и невзрачно. Рядом располагались надворные постройки -

почерневшая от времени конюшня, сложенная из доброго деревянного бруса и со странно плоской крышей, амбар, несколько клетей, курятник, возле которого бродили сонные куры под бдительным присмотром расфуфыренного петуха, еще какие-то строения - Теомир не успел рассмотреть. Из ворот вытягивалась богато одетая компания, во главе которой на гнедом чистокровном жеребце небрежно развалился толстый дядька. На его кафтане слева виднелся тот же рисунок, что был намалеван и на городских воротах. Дядька окинул Всадников, ведущих в поводу лошадей, неожиданно острым оценивающим взглядом, задержал взгляд на Ольге, потом на Телеваре, который сдержанно поклонился ему, махнул тысячнику рукой и пустил лошадь рысью. Десяток сопровождающих последовали за ним, не удостоив Всадников ни единым взглядом. Ворота с ужасным скрипом и стуком захлопнулись.

– Воевода местный, - негромко пояснил Телевар, ни к кому в особенности не обращаясь.
– Сам я с ним не встречался, но слыхал, что мужик он дельный. А коняка-то у него какой, а!
– Он восхищенно прицокнул языком.
– Эх, нам бы с десяток таких на племя…

– Кого десяток на племя? Воевод?
– ехидно переспросил его Громобой.
– Аль у нас своих не хватает, доморощенных, что со стороны на развод приглашать?

– Коней, дубина!
– беззлобно отмахнулся от него Телевар.
– Ты языком-то не больно работай. Сейчас на базаре будем, так голову сниму, если хоть одного коня у нас сведут. Народ здесь ушлый, жулья хватает, одно слово - торгаши… - Он сплюнул на землю, старательно растерев плевок носком сапога. Теомир озадаченно уставился на него. Торговцы, которые добирались до них на дальних кочевьях, ему, скорее, нравились - веселые ребята, сыплющие прибаутками и предлагающие разные безделушки по баснословным ценам. Мужики шуточкам посмеивались, но бубенцы на сбрую да изукрашенные маленькими разноцветными камешками кинжалы покупали мало, а вот баб часто и за волосы не удавалось оттащить от ярких разноцветных бус да зеркал. И нередко муж со вздохом вытаскивал из кармана медные, редко серебряные, монеты, чтобы угодить своей дражайшей супруге. Здесь, правда, никого из знакомых торговцев он не увидел, но народу на улице было не в пример больше, чем вчера, так что все еще оставалось впереди. Чем ближе к рынку, тем гуще становилась толчея на улице, и Теомиру уже не раз отдавили ноги. Пару раз Громобой с Телеваром громко рявкали на каких-то невзрачного вида парней, и те мгновенно отлеплялись от лошадей и скрывались в толпе.

– Отец-Белоконь его знает, - пояснил тысячник Теомиру.
– Может, просто любопытствуют, а может, прикидывают, как покрасть удобнее. Смотри внимательней, паря, да за карманами следи.

Теомир на всякий случай пощупал локтем маленький мешочек с мелочью, сунутый ему матерью накануне отъезда. Если бы он уже не вел в поводу сразу четырех лошадей, то зажал бы его в горсти, но руки были заняты. Он мимоходом пожалел, что Хлаш с Загратом не с ними: Хлаш отправился по каким-то своим делам, а Заграт, еще не до конца отошедший от ран, остался на постоялом дворе отсыпаться и долечиваться. Услышав это, хозяин двора попытался было рассказать о прекрасном враче, живущем неподалеку, но Заграт лишь что-то невнятно буркнул. На его лице прекрасно читалось, что ничего хорошего он от местных лекарей не ожидает. Теомир вздохнул. Уж от здоровяка Хлаша-то воры бы точно шарахались быстрее ветра, да и зверская морда Заграта не предрасполагала к риску быть пойманным за руку.

Впрочем, до рынка добрались без особых приключений. Не без труда пробившись через толпу у ворот и заплатив торговую пошлину хмурому сторожу в худом тулупе, они заняли места в части рынка, специально отведенной под торговлю конями, седлами, упряжью, телегами и прочим полезным в конном хозяйстве скарбом. Однако вокруг было подозрительно тихо. Озабоченные покупатели пробегали мимо, бросая косые равнодушные взгляды на коней. Кроме них, других торговцев лошадьми на рынке не оказалось. Зато неподалеку, где располагались оружейни и кузницы, клубилась большая толпа. Кузни отчаянно дымили, иногда дым порывом ветра относило в лошадиную часть рынка, и тогда кони недовольно фыркали, а у Теомира начинали слезиться глаза. Ольга сидела на каком-то чурбане неподалеку, думая о своем. Одетая в верховую одежду, она очень походила на мальчишку, и лишь туго стянутые на затылке волосы выдавали в ней девушку. Теомир подошел к ней и плюхнулся рядом.

– Интересно, долго мы тут торговать будем?
– как бы невзначай поинтересовался он.
– Что-то народу немного…

– Ох, Темка, какое там торговать!
– улыбнулась ему Ольга, отвлекаясь от своих мыслей.
– Говорили же вчера - город к осаде готовится. А какие лошади в осаде? Их кормить надо, а стены оборонять не пошлешь. Дядя Телевар сюда только из упрямства пришел, они вчера с Громобоем и Брошей крупно поругались. Ты спать ушел, не слышал. Громобой ворчал, что с утра домой уходить надо, пока не накрыли нас здесь, как крыс в мышеловке, а господин темник огрызался, что не для того мы такой путь проделали, чтобы, заночевав, восвояси отправиться.