Делай, как я!
Шрифт:
А тут прибыл на аэродром, и не успел я оглянуться, команда раздаётся:
– По самолётам!
Маленький АН-два уже ждал нас. Сейчас заберёмся мы в самолёт, взмоет он в воздух и…
Шутка ли сказать – с тысячи метров вниз лететь! Как подумал я об этом, так чувствую: мурашки по спине побежали.
Посмотрел на солдат, на товарищей своих, а им – хоть бы что! Забираются один за другим в самолёт как ни в чём не бывало. И Смирнов из Ленинграда, и Нурпеисов из Алма-Аты, и Синицын из деревни Малые Гребешки. А мой земляк Вася Васильев – так
"Неужели, – думаю, – я один такой нервный?"
И стыдно мне, изо всех сил стараюсь вида не показать, что боюсь.
Забрались мы в самолёт, сели.
Загудел мотор, взлетел наш АН-два в воздух.
Посмотрел я в иллюминатор, а земля всё дальше и дальше вниз уплывает. Дорога там внизу, как ленточка, вьётся, трактор бежит совсем маленький, словно игрушечный. И так я в эту минуту позавидовал трактористу – словами не рассказать! Хорошо ему – никуда прыгать не надо!
Нет, видно, не получится из меня десантник.
Глянул я на товарищей своих, а они сидят себе спокойненько. И Смирнов из Ленинграда спокоен, и Нурпеисов из Алма-Аты, и Синицын из деревни Малые Гребешки. А мой земляк Вася Васильев – так тот даже глаза прикрыл, дремлет. Будто прыгать с парашютом самое привычное дело.
Я тоже глаза прикрыл и думаю:
"Выходит, им не страшно, а мне страшно? Секрет они какой знают, что ли?"
А тут подают команду:
– Приготовиться!
И все солдаты встают по этой команде. И Смирнов из Ленинграда, и Нурпеисов из Алма-Аты, и Синицын из деревни Малые Гребешки. А мой земляк Вася Васильев – так тот даже потягивается слегка, словно и правда хорошо выспался.
И я встаю вместе со всеми.
Ветер врывается в самолёт. Дверь уже приоткрыта, и наш командир, выпускающий, стоит возле двери.
– Пошёл!
Дверь распахивается во всю ширь.
Воздушные вихри клубятся снаружи.
Всего несколько шагов отделяет меня от этой распахнутой двери. И сразу слабеют ноги и противный холодок пробегает в животе. Нет, никогда мне не сделать эти несколько шагов!
– Пошёл!
И уже прыгнул Смирнов из Ленинграда.
И Нурпеисов из Алма-Аты!
И Синицын из деревни Малые Гребешки!
А мой земляк Вася Васильев – так тот даже подмигнул мне на прощание.
Даже зло меня разобрало, честное слово! Что я, хуже всех, что ли!…
Но додумать я уже не успел. Потому что рука выпускающего легла мне на плечо.
– Пошёл!
И я полетел вслед за Смирновым из Ленинграда, вслед за Нурпеисовым из Алма-Аты, вслед за Синицыным из деревни Малые Гребешки.
Потом меня тряхнуло-и парашют раскрылся.
И так радостно стало мне!
Я плавно покачивался под огромным белым куполом, а вверху было синее-синее небо, и облака плыли надо мной.
А правее от меня опускались на своих парашютах Смирнов из Ленинграда, Нурпеисов из Алма-Аты и Синицын из деревни Малые Гребешки. А мой земляк Вася Васильев – так тот даже пел песню.
В этот день в казарме только и было разговоров, что о первом
– Честно признаюсь, парни, – говорил Смирнов из Ленинграда.- Я уж думал: ни за что мне не прыгнуть. Как дверь приоткрылась, как вниз я глянул, так коленки затряслись, честное слово! А потом смотрю на Нурпеисы-ча, на Синицына смотрю – им хоть бы что! Секрет, думаю, они какой знают, что ли? Неужели я один такой нерешительный? Нет, думаю, что бы там ни было, а от других не отстану…
– А я на тебя смотрел! – удивляется Нурпеисов.
– А я с тебя пример брал! – говорит Синицын.
– А я с тебя! – говорит мой земляк Вася Васильев. И тут мы все переглянулись и расхохотались.
А наш командир взвода, лейтенант, и говорит:
– Выходит, вы, сами того не зная, друг друга подбадривали. Так и должно быть. Вы вот про секрет сейчас говорили. И верно, есть у десантников один секрет. Обычный секрет, солдатский – как бы тебе ни было трудно, а товарища своего поддержи, подбодри. Это для десантника закон. Ну, а что страшновато перед первым прыжком было – так тут стыдиться нечего. Недаром говорят: не тот храбрый человек, кто страха не знает, а тот, кто свой страх победить сумеет. Вот так-то.
Последняя история
Эта история произошла с Башмаковым в день его отъезда из части, когда он демобилизовался.
Утром Башмаков получил в штабе документы, распрощался со своими товарищами и со своими командирами тоже распрощался, выслушал последние напутствия замполита части подполковника Кораблёва, вскинул за плечи вещмешок и пошёл на станцию. Мимо казармы, мимо парашютной вышки, мимо дежурного по контрольно-пропускному пункту.
Пришёл на станцию, а там на платформе полно незнакомых солдат. И все – кто с чемоданами, кто с вещевыми мешками.
"Что бы это могло значить?" – подумал Башмаков.
Сел он в сторонке на скамейку и вещмешок положил рядом. До поезда ещё долго.
Тем временем солдаты начали строиться. Вдоль строя бегал низенький капитан и командовал:
– Подравняться! Подравняться! Левый фланг – разобраться!
И тут он увидел Башмакова.
– Товарищ, а вы что же? – сказал капитан. – Ну-ка, быстренько в строй!
– Да я… – начал было Башмаков, но капитан укоризненно взглянул на него и сказал:
– Разговоры! Отставить разговоры! Живо – в строй!
И Башмаков подхватил свой вещмешок и послушно встал в строй.
Ведь за три года службы он научился беспрекословно повиноваться приказам старших начальников.
– Напра-во! – скомандовал капитан.
Все повернулись направо, и Башмаков повернулся вместе со всеми.
– Бего-ом марш!
Все побежали, и Башмаков побежал вместе со всеми по той самой дороге, по которой только что шёл на станцию.
"Странно, – думал Башмаков. – Очень странно".