Делай, как я!
Шрифт:
Поставил Башмаков точку и опять задумался, по сторонам смотрит: о чём бы ещё написать?
А тут вдруг как завоет сирена у штаба! И дневальный кричит:
– Тревога! Рота, тревога!
Солдаты со всех ног бросились в казарму, к пирамидам, на ходу гимнастёрки натягивают.
Башмаков тоже гимнастёрку быстренько надел, письмо в карман сунул и бегом в казарму.
И трёх минут не прошло – выстроилась рота с автоматами, с противогазами, в полном солдатском снаряжении. И Башмаков, конечно, вместе со всеми.
Погрузили
Грозно гудят моторы, поднимаются самолёты в воздух.
Ещё и часа не прошло, а уже летит Башмаков за двести километров от военного городка, вниз смотрит. Внизу горы, в горах снег лежит.
"Надо же, – думает Башмаков, – только что жара была, и вдруг зима, снег…"
Самолёт делает разворот над плоскогорьем.
– Приготовиться! – командует лейтенант Петухов. Один за другим прыгают десантники за борт самолёта.
И Башмаков, конечно, вместе со всеми.
Только приземлились, а уже торопит своих солдат лейтенант Петухов: быстрее, быстрее, бегом – нужно отыскать в ущелье замаскированные ракеты "противника".
Пробираются десантники сквозь колючие кусты, ползут по каменным осыпям, шагают по крутым тропинкам.
В лицо бьёт холодный ветер, у горных вершин клубятся тёмные тучи, того и гляди – снег повалит.
А вот и ущелье, в ущелье ракеты упрятаны, возле них часовые "противника" ходят, ничего не подозревая. Ага, попались, голубчики!
Выполнили десантники задание, теперь можно и привал сделать, отдохнуть.
Разожгли костёр пожарче, собрались возле него.
Башмаков из кармана своё письмо вытащил, ручку достал. Самое милое дело – у костра, на привале письма домой писать! Листок приспособил на колене, прикрыл от дождя плащ-палаткой, пишет:
"…С неба дождь сыплется пополам со снегом. Так что простите за неразборчивый почерк – руки мёрзнут и писать неудобно. Развели костёр и греемся. А вообще здесь очень красиво – огромные валуны, снег лежит".
Пока сочинял Башмаков письмо, привал кончился.
Поздно вечером вернулись десантники в казарму.
Перед самым отбоем опять, уже в третий раз, принялся Башмаков за письмо. А тут увидел его ротный старшина. Был у того старшины такой характер, что не мог он оставаться спокойным, если замечал солдата, не занятого делом. Только и удалось Башмакову дописать две фразы:
"…Старшина приказал навести вокруг порядок – подмести и протереть пыль, так что писать заканчиваю. Привет всем. Башмаков".
И всё равно в этот вечер Башмаков лёг спать очень довольный: наконец-то письмо написано!
А на другой день, прежде чем заклеить конверт, перечитал письмо
Вот что у него получилось:
"Здравствуйте, дорогие родители и брат!
Живу я хорошо, чего и вам желаю. Служба моя идёт нормально. Погода у нас хорошая, жарко, как на курорте. Сейчас пишу вам письмо, а сам загораю в одних трусах. С неба дождь сыплется пополам со снегом. Так что простите за неразборчивый- почерк – руки мёрзнут и писать неудобно. Развели костёр и греемся. А вообще здесь очень красиво – огромные валуны, снег лежит. Старшина приказал навести вокруг порядок – подмести и протереть пыль, так что писать заканчиваю. Привет всем. Башмаков".
Сначала Башмаков очень расстроился. А потом подумал – чего ж тут расстраиваться, такая уж служба у десантников: сейчас здесь, а через час уже за двести километров. Одно слово – крылатая пехота.
А письмо ему всё-таки ещё одно – новое – пришлось написать.
Башмаков и Иван Иваныч
Кроме тех солдат, что числились в списках старшины, был в нашей роте один "солдат", который ни в каких списках не числился.
Звали его Иван Иваныч.
Когда-то Иван Иваныч служил для испытания новых парашютов, а теперь доживал свой век в нашей роте.
Не раз Иван Иваныча брали в "плен", не раз приходилось ему выступать в роли "языка", не раз бросали его на землю ловким приёмом самбо. Такая была у него служба.
Иван Иванычем звали огромную тряпичную куклу-манекен, набитую опилками. Это имя ему придумали солдаты.
Если кто-нибудь в роте задавал вопрос, на который не было ответа, ему говорили:
– Спроси у Иван Иваныча.
Если провинившийся солдат оставался в воскресенье без увольнения, над ним посмеивались:
– Привет от Иван Иваныча!
А когда кто-нибудь из нас отправлялся в кладовку, или, говоря по-военному, в каптёрку, то непременно сообщал:
– Пойду к Иван Иванычу.
Потому что в "мирное" время, когда не было учений, когда не было тактической подготовки и занятий по самбо, Иван Иваныч хранился в ротной каптёрке вместе с солдатскими чемоданами и старыми гимнастёрками.
Впрочем, таких мирных дней не много выпадало на долю Иван Иваныча.
Однажды во время взводных учений рядовой Башмаков и рядовой Коркин получили приказ: захватить "языка".
"Языком", естественно, был Иван Иваныч. Башмаков и Коркин должны были разыскать его в густом кустарнике, снять с поста по всем правилам военного искусства и доставить затем в расположение взвода.
И вот когда "язык" был уже обнаружен и схвачен, выяснилось, что самое трудное ещё только начинается.
Тащить Иван Иваныча оказалось очень нелегко: как-никак, а весил он около восьмидесяти килограммов. Кроме того, шёл дождь и было темно.