Дельцы и мечтатели
Шрифт:
– Пошли Василий нам пора, – сказала ему Людочка.
Они вышли. В ста метрах была трамвайная остановка, с которой его так много уже связывало. Ждать долго не пришлось. Сверкая чистенькими стеклами, подошел новый трамвай. Василий Петрович с Людочкой зашел в вагон, его качало. Свободных мест, как назло, не оказалось, а он очень рассчитывал. Люда держала его с боку. Он встал на задней площадке вагона, двумя руками облокотясь о перила. Народ, стоявший здесь же, заметно раздвинулся перед ними. Трамвай тронулся, было душно. Подошла кондуктор приятной наружности с бровями на месте. Люда сама рассчиталась за него и за себя. Слава богу, ехать пришлось только две остановки. Они вышли, Василия Петровича после душного трамвая подразвезло и прогулка пошла ему на
Утро
Голова сильно болела. Хотелось пить. На душе было жутко. Тело ныло. Кто-то лежал рядом, тяжело дыша. Проснувшись окончательно, Василий Петрович обнаружил, что он совершенно голый. Одежда в беспорядке валялась на полу.
– Деньги! – было первой его мыслью. И прямо так, не одеваясь, он бросился искать куртку. В ней был потайной кармашек. Куртка висела в прихожей на вешалке. Судорожно, трясущимися руками он полез открывать замочек за подкладкой. «Фу-у» – выдохнул он, деньги были на месте, не считая, конечно, тех ста долларов, что он вчера пустил в оборот. Он вернулся и сел на кровать. Сопящее тело по-видимому было вчерашней жуткой продавщицы из той тошниловки.
«Кошмар! Как я тут оказался? Скорее к жене и детям. Что я скажу на работе? Хотя на работе ничего говорить не надо. Домой, быстрей домой или все-таки лучше к куму? Как я появлюсь дома в таком виде? Что скажет жена? Нет, я не могу ее расстраивать», – стучало у него в голове, похмельным синдромом. Только сейчас, он увидел, что на столе стояла чуть початая бутылка с «Хеннеси». Конечно, он прекрасно понимал, что не надо пить. Нужно срочно рвать когти к куму, там отлежаться и домой, но на столе стояла бутылка дорогого напитка.
– Ау! Я здесь, я не куда не ухожу. Прошу вас в гости, мы принимаем строго по утрам. Желательно, с похмельным синдромом. Я вас жду со вчерашнего вечера, – приветливо сказала ему бутылка.
– Ну, в самом деле, не отказывать же гостям, когда тебя само «Хеннеси» зовет. Просто, как-то даже неудобно перед людьми. Загляну, только ради приличия, с визитом вежливости, – Василий Петрович налил пол стакана.
– Ну! За знакомство, – и опрокинул залпом. На кровати что-то зашевелилось.
– Вась ты уже проснулся? Плесни мне тоже, – с хрипотцой сказало зашевелившееся существо.
День пролетел не заметно. За ним еще один и еще. Средства, что естественно, были пущены в оборот. Общество шептало и пело. Через месяц Васька был выдворен за ненадобностью. Он уже не соответствовал запросам и задачам данной публики. Прощай Вася! Мы расстаемся с тобой навсегда. К своей прежней жизни и семье ты больше не вернешься.
Глава 4. Человек и козел
Павел Иванович открыл книгу. Это была короткая Абхазская сказка, которую он давно хотел прочитать. Называлась она «Человек и Козел». Вообще у него в кабинете было довольно обширное собрание сказок народов мира, которые он периодически перечитывал – это успокаивало и хорошо отвлекало от рутинной работы.
«Жил в горах пастух. Было у него небольшое стадо, состоящее из овец и одного козла. Из молока пастух делал сыр, тем и питался. Иногда спускался он с гор к людям, чтобы постричь овец, продать шерсть, пополнить запасы и опять возвратиться в горы. В горах был у него маленький домик, где он жил некоторое время и хранил припасы, пока вновь не пускался в путь со своим стадом. Он не был угрюмым и мрачным человеком, любил горы, а с людьми чувствовал
Случай свел в горах двух друзей. Вечером, расположившись возле костра, они пили вино, закусывая овечьим сыром. За разговором пастух решил поправить лезвие на ноже, который он затупил дня три назад о ветку старого дуба. Они обсуждали события, произошедшие в селе, много ли нынче собрали урожая, где кто видел улей диких пчел. Когда изрядно подвыпили, пастух начал рассказывать про своего козла. Он рассказывал, что когда совсем холодно они спят, прижавшись друг к дружке, о том, что когда они заблудились, козел вывел их и многие другие истории о достоинствах своего товарища. Козел никогда не засыпал прежде, чем заснет его хозяин и как обычно лежал поодаль. Козел смотрел, как хозяин точит нож и что-то недоброе чудилось ему в движениях людей. Человек рассказывал про то, как забавно козел подставляет свою бороду для чесания и они с гостем опять рассмеялись и посмотрели на козла: вот мол, какой красавец! В этот вечер поселился у козла страх, страх за свою жизнь.
Рано утром товарищ ушел со своим стадом.
Вечером козел не пришел к пастуху как обычно, тогда пастух сам пошел к нему, прихватив щеточку. Козел немного вздрогнул, заметив приближающегося к нему человека.
– Что ты так испугался? Это же я! – спрашивал его человек, не понимая, что происходит. Козел же думал, что не зря вчера точен был нож и смеялись, поглядывая на него, люди. Сегодня вечером человек его точно прикончит. Козел смирился с этим и ждал удара, думая при этом, что человек чешет его, чтобы поближе и поудобнее добраться до горла.
Так и пошло. Вечером человек сам шел к козлу и каждый раз козел вздрагивал, думая, что сегодня все будет кончено. Козел все больше укоренялся в мысли, что человек оттягивая время казни, хочет насладиться его страхом. Так проходили дни, недели, месяцы. Козел становился мрачнее и угрюмее, корень недоверия захватил и терзал его. Не видя другого пути, козел решился на предательство, задумав уничтожить человека и освободиться.
В один из дней, переходя на другое пастбище, когда пастух повернулся к нему спиной, козел разбежался и столкнул его в пропасть. На короткий миг он ощутил эйфорию от свободы. Но через минуту пришло девятикратное осознание от сделанного поступка, он понял, что время не пустить вспять и нет возможности что-либо исправить, виновник же сему он сам. С тяжелейшим чувством вины пришла и полная безысходность. Спала пелена с глаз и козел понял, что на него никто и не думал покушаться, а наоборот желали только добра. К полной безысходности прилипло чувство тоски и уныния. Яды начали разрушать его.
Пастух не разбился. Он упал там, где у пропасти был большой угол наклона, а толстый слой мелких камушков смягчил удар. Его тело проехало на них метров тридцать пока не остановилось. Пастух потерял сознание, ноги, и ребра были сломаны. Разум вырубил сознание, чтобы боль не убила его. Так он пролежал двое суток, пока девушка везущая кукурузу на ослике не заметила его. Скинув мешки, она положила его поперек седла. Так добрались они до ее дома. Спасительница была молода и красива и жила с родителями. Отец был гончар, славившийся на всю округу, мать, как и все женщины, хозяйкой в доме. Первым свою дочь со странной поклажей увидел отец. Он сразу все понял, взял ослика за поводья и подвел его прямо к крыльцу. Вместе они занесли пастуха в дом и уложили на кровать. Туго забинтовав ему ноги и грудь, они оставили его. Наутро пастух очнулся и сказал им, что упал в пропасть. Он и в самом деле так думал, потому что не помнил, как все произошло.