Деление клетки
Шрифт:
А он ходил, старый, беззубый, и всё повторял:
— Что? Что? Что?
Другие алкаши только смеялись над ним. Он подошёл и посмотрел прямо мне в лицо. Впалыми невидящими глазами посмотрел.
— Что? — тихо спросил он, и я купил ему маленький стаканчик сладкого кагору.
— Спасибо, — сказал он.
Когда я вышел из гастронома, меня окликнули.
— Молодой человек! Можно вас попросить, пожалуйста! — и я стал, как вкопанный. Ведь это был голос! Тот самый голос грабителя с лимана!
На этот раз голос за спиной не
Но передо мной стоял сухой довольно высокий старик лет 65-ти. Его лицо, хитрое лицо, и нос с горбинкой, живо бегающие вороватые глаза, не сулили ничего хорошего. Он был горбатым и прикинулся несчастным. Он надел мою олимпийку. Ту самую синюю олимпийку.
— Молодой человек, можно вас попросить об услуге? — спросил он, и я удостоверился, что это тот самый голос. Ошибки быть не могло.
— Да-да, — ответил я.
— Молодой человек, женщины, работающие в этом гастрономе, очень плохо ко мне относятся и не продают мне копчёный окорок, — жалобно промямлил он. — Они даже не хотят пускать меня в гастроном, — грабитель всплакнул. — Не могли бы вы зайти в гастроном и купить для меня и моих внучек два копчёных окорока? — попросил он. У него за спиной под крыльцом, прячась от дождя, стояла худая бедно одетая девочка в коротком платье. Она держалась за ручки инвалидного кресла. В инвалидном кресле сидела скрюченная девочка, её рот был кривой, а голова непомерно большая для такого маленького хрупкого туловища.
— Моя внучка — инвалид. Поэтому женщины не хотят пускать меня в гастроном, — сказал грабитель. Он потёр глаза кулаками, делая вид, что вытирает слёзы. — Не могли бы вы купить для нас два копчёных окорока? — повторил он. — Деньги я, конечно, уплачу.
Я зашёл в гастроном и с невозмутимым видом приобрёл два копчёных окорока.
— Спасибо! Спасибо! — залепетал грабитель. Я ненавидел его. Я вспомнил, как он меня ударил ногой в живот на лимане и хотел его прямо сейчас пихнуть. Но сдержался. Еле сдержался. — Сейчас я вам отдам деньги! — старик начал шарить по карманам и вывернул все карманы наружу, показывая мне их. — Господи! Меня ограбили! Я выходил с кошельком! Его кто-то вытащил! Я отдам вам деньги! Я принесу вам деньги! Скажите ваш адрес, и моя внучка принесёт вам деньги!
Я молча повернулся и ушёл.
«Старый разводила, — думал я, — чёртов старый жулик. Ну, подожди у меня, скотина!»
Прячась дворами, я выследил, куда пошёл грабитель в моей синей, в моей любимой олимпийке. За ним шла худая высокая девочка и толкала инвалидное кресло.
Запомнив, в какой подъезд они зашли, я вернулся к Валере на кухню. Он сидел с газетой, недовольный. Жареная картошка с луком и яйцом застыла и заклякла.
Мы выпили по стакану. Налили еще и бахнули. Я сидел и молчал.
Грабитель жил в доме возле швейной фабрики. Изо дня в день я ходил к тому подъезду и следил за проклятым стариком и его внучками. Часто из подъезда выбегала худая и высокая девочка. Ей было лет четырнадцать. Она шла на базар и по дороге заходила в гастрономы: она воровала по мелочёвке. То булочку украдёт, то на базаре кольцо сосисок стащит. А пару раз я видел, как она кошельки тягала. Однажды я подловил её по дороге на базар. Было холодно. Чертовски холодно, но на ней всё равно та же коротенькая юбочка. Ножки у неё, я вам скажу, стройные, да и грудь уже хорошая наклёвывалась.
Я вышел из-за угла. Преградил ей дорогу и, схватив за руку, затащил её в подъезд под лестницу. Сначала я зажал ей одной рукой рот. А другой залез под юбку и разорвал трусики. Потом потрогал грудь. Грудь — высокая и твёрдая. Соски её налились. Я почувствовал это пальцами. Я поднял ей свитер и начал целовать грудь.
— Заткнись, — сказал я ей. — Я из милиции. Я знаю, что ты постоянно воруешь в магазинах и на базаре. Я всё видел. Ты крадешь кошельки! Ты крадешь сосиски! — казалось, я обезумел.
Я ласкал и целовал её губы. Я трогал её везде. Её щель стала влажной. О, безумие! В этом сыром холодном подъезде под лестницей, где воняло мочой и на стенах рос грибок, я совершал безумие!
— Сука! — сказал я ей. — Только попробуй заорать, и я посажу тебя!
Но, похоже, она и не думала орать. Она отвечала на мои поцелуи. И прижимала мою руку к своей груди.
«Что за безумная девка!» — подумал я.
— Никакой вы не из милиции, — сказала она. В глазах её не было ни страха, ни смущения. Клянусь! Что за чёртова девка! — Я видела, как вы за мной следите.
— Ничего ты не видела! — взвизгнул я и снова полез целовать её. Я влюбился в неё и не мог остановиться.
— Пойдём к тебе! — сказала она вырываясь. — Тут нельзя. Тут увидят!
Я лежал на матрасе, курил и пил вино из гранёного стакана. За окном шёл дождь, и тяжёлые крупные капли залетали через форточку, разбивались о её ноги. Я встал на колени, чтобы слизать капли дождя с её ног. Она попросила сигарету и отхлебнула вина из моего стакана.
— Я люблю тебя, — сказала она мне. Я был у неё первым и меня это очень порадовало. Она повторила. — Я люблю тебя.
Слизав все капли с её ног, я двинулся дальше, пока не добрался к редким диким неосвоенным порослям. Она сжала пальцами матрас и откинула голову.
Налив еще стакан, я опять закурил. С матраса вставать не хотелось. От хозяйки я позвонил на работу и сказал, что не смогу выйти сегодня. Всю ночь и весь день шёл ливень. Река выходила из берегов. Её тело было великолепно. Меня будто оглушили. Я лежал, и в голове у меня был сплошной шум — так звучит тишина. Только редкие удары грома вырывали из прострации.